– В перечень входят наиболее проблематичные… в настоящем времени… регионы. Он, конечно, может… и будет пополняться за счёт новых очагов напряжённости… Это – что касается первого варианта…

Глаза вице-президента вернулись к листку.

– Теперь – вариант номер два: чрезвычайное положение – по всей стране… Ну, чтобы всем – так всем…

– Убедительный довод, – покривил щекой Горбачёв. – Коротко и ясно!.. Дальше!

От президентской иронии вкупе с командирским голосом Янаев вздрогнул, как от удара хлыстом: «устав» товарищ знал назубок.

– Третий вариант, Михаил Сергеевич – это прямое президентское правление в столице и отдельных территориях.

– «Прямое президентское правление»?

Лицо Горбачёва изобразило неподдельную заинтересованность: идея «показалась» Генсеку.

– Да… пожалуй… И звучит как-то… более мирно, что ли… Не так угрожающе…

Тут же на контрасте с мажорным заявлением лёгкое облачко накрыло президентское чело – и заинтересованность кончилась.

– Да, но правление-то – президентское… Да ещё – прямое… Значит, все останутся в стороне – а шишки на меня повалятся?.. Нет, тут надо ещё крепко подумать…

Вряд ли кто из присутствующих сомневался в этот момент в том, что Михаил Сергеевич уже «крепко подумал». Всё, что касалось «личной безопасности» – в отличие от всего остального – не откладывалось Горбачёвым «в долгий ящик».

– Четвёртый вариант, насколько я разбираюсь в логике – то же самое, но уже по всей стране?

– Совершенно верно, Михаил Сергеевич.

Янаев отклеил взгляд от шпаргалки – и преданными глазами уставился в президента. Несколько мгновений тот «отсутствовал в себе»: примерял варианты. Тоже – к себе. Наконец, Горбачёв вернулся на лицо заждавшегося «вице».

– Ну, хорошо… В смысле: пусть пока полежит… У тебя…

Михаил Сергеевич, конечно, не мог не заметить, как от этих слов иронически покосились лица Павлова, Крючкова и Бакланова, всё активнее проявлявшихся в качестве «лидеров оппозиции». Доставлять им удовольствие «нашим ответом Чемберлену» Михаил Сергеевич не захотел: и так всё время – «на линии огня». Поэтому, хоть он и не мог не заметить, а «не заметил». Логика его рассуждений была простой: авось, заметив, что президент «не заметил», «бузотёры» утихомирятся и свернут наступление. Но он ошибся. Отцепив ухмылку, Павлов не отцепился от вождя.

– А как – насчёт Союзного договора, Михал Сергеич?

– Ну, как Вы не понимаете! – не удержавшись линии, взорвался Горбачёв. Взорвался «по совокупности преступлений оппозиции». Потому что накопилось. Потому что «достали».

– Чего мы не понимаем? – дерзко не испугался Павлов.

– Того, что у нас нет выбора! Если мы не подпишем этот договор в августе, в сентябре республики, всё до одной, разбегутся, кто куда! И не будет даже такого Союза… не совсем Союза… но – всё-таки!

Полагая, что сокрушил противником текстом, Михаил Сергеевич ринулся добивать его глазами. Но Павлов «выжил» – а «огнедышащий взгляд» президента лишь закалил его оппозицию, как ту сталь – булатом.

– Михал Сергеич, Вы переставили местами причину и следствие. Республики действительно разбегутся, но не без этого договора, а вследствие него! Потому что Союз развалит не отсутствие нового договора – а такой договор. «Проект Союзного договора» – это не проект союзного договора. Это даже не проект договора о конфедерации на швейцарский манер. Это – лишь форма упорядоченного развода. Никакого союзного государства этот проект не создаёт и не закрепляет. Он лишь узаконивает ликвидацию федеративного государства.

– Я подпишу договор, чего бы это мне не стоило!

Прекращая дискуссию, Горбачёв начальственно окаменел лицом – и доработал «момент личного руководства» кремлёвским статусом и «римским статуем».