. Думается, однако, что автор этих воспоминаний допустил определенное искажение (возможно, по соображениям идеологическим).

Дело в том, что ни французский саперный лейтенант Р. Рур, ни прапорщик Н.А. Цуриков, близко общавшиеся с Тухачевским в плену, в Ингольштадте ничего подобного о настроениях своего приятеля не сообщают, особенно в этом отношении важны достаточно пространные свидетельства Цурикова, хорошо знавшего настроения окружавших его товарищей по несчастью – пленных русских офицеров, в том числе Тухачевского. Он не упоминает ни о каком «помещике Леонтьеве». Ничего похожего на цитированные выше рассуждения Тухачевского он не сообщает. Завершая свои воспоминания об отношении подпоручика Тухачевского к русской революции, Цуриков признавался, что «не видел в нем и не предвидел тогда ни большевика, ни человека, готового стать на их сторону…»>321.

Вообще, судя по тексту и контексту воспоминаний Благодатова, последний близко с Тухачевским не общался и в основном пересказывал сюжеты из воспоминаний других лиц. Что же касается некоего офицера Леонтьева, то таковым мог быть однополчанин Тухачевского, действительно богатый полковник Н.К. Леонтьев, который вполне мог так отреагировать на некоторые рассуждения Тухачевского. Однако в сентябре 1917 – марте 1918 гг., когда сначала в резервном, затем в боевом и после вновь в резервном Семеновском полку находился Тухачевский (бежавший из плена), полковника Леонтьева в полку уже не было. В это время он командовал пехотным полком. Поэтому не исключено, что в воспоминаниях Благодатова могла быть искажена фамилия офицера: не Леонтьев, а С. Леонов, поручик л-гв. Преображенского полка, оставивший воспоминания о настроениях Тухачевского поздней осенью 1917 г., во время его пребывания в боевом составе л-гв. Семеновского полка.

Однажды, по свидетельству офицера-преображенца С. Леонова>322, как уже говорилось выше, во время какого-то праздничного застолья «в офицерском собрании, офицеры жаловались на то, что солдаты распущенны… что служить стало невозможно и т. п. Тухачевский долго молчал, а потом сказал, что сами офицеры во всем виноваты, что это офицеры позволяют командовать сволочи, а что он, Тухачевский, готов пари держать, что через два года он будет командовать этой сволочью и что она будет ходить туда, куда он ее погонит, как ходила при царе»>323. Следует заметить, что Тухачевский называет революционных солдат «сволочью» и после его вступления в Красную армию, в 1918 г.>324

Скорее всего, этот разговор имел место на полковом празднике л-гв. Семеновского полка 21 ноября 1917 г. Судя по цитированному выше высказыванию Тухачевского, к этому времени он уже определился в своем отношении к революции и в своем понимании ее сущности: русская революция в его представлении воплощалась в «сволочи», т. е. в недисциплинированной солдатской массе, вышедшей из-под офицерского контроля. Не исключено, что в своих рассуждениях, в контексте приведенных выше высказываний, Тухачевский и мог как раз сказать и о том, что «земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает». Это могло служить одним из его аргументов в пользу того, что «эта сволочь», получив землю, «будет ходить туда, куда он ее погонит, как она ходила при царе». Мнение Тухачевского о принадлежности земли тем, кто ее обрабатывает, т. е. крестьянам, было по духу своему вполне эсеровским.

Согласно еще одному свидетельству, косвенно подтверждающему вероятность такого рода высказываний (которое, возможно, объясняет указанный выше его конфликт с некоторыми офицерами-однополчанами), Тухачевский как-то заявил, что «офицеры Семеновского полка должны смыть с себя» позорное пятно, жестокого подавления вооруженного восстания в Москве в декабре 1905 г.