– О, Стас! – сначала обрадовано воскликнул Витя, но, взглянув на меня, сразу же стал серьезным. – Послушай, я никак не могу уговорить твою дочь отправиться в школу. Я уже и сам везде опоздал… Стас, что-то случилось? На тебе лица нет, – встревожено произнес он и замолчал.

– Вить, Дина в реанимации, авария в лифте. Состояние тяжелое. Ты поезжай. Спасибо тебе, я тут сам разберусь.

Мой приятель, явно ошарашенный такой новостью, но из чувства такта, не задавший ни одного вопроса, поспешил удалиться. Пока я раздевался, с большим трудом снимал ботинок со здоровой ноги, мыл руки, моя дочь пребывала на кухне и не показывалась на глаза. Уже одно это удивило и насторожило меня. Она не бросилась мне помогать, не спешила объяснять свое нежелание идти в школу. Когда я, наконец-то, добрался до кухни, то увидел, что она по-прежнему сидела на своем месте, глубоко о чем-то задумавшись.

– Ну-ка, изволь объяснить свое поведение, – потребовал я, не дождавшись от нее ни единого слова.

Она молчала, и я начинал терять терпение. Момент для детских истерик был явно неподходящий. Я, конечно, человек терпеливый и отец неплохой, но сейчас был совсем не тот момент!

– Катерина! – я повысил голос, – Я жду!

– Пап…, я проснулась и не увидела тебя. Я очень испугалась, сразу подумала, что что-то случилось, – тоненьким голосом начала она, но продолжить не смогла, ибо прорвавшиеся наружу рыдания мешали ей говорить. – Пап!… прости!…прости меня!.. это все я! … – однотонно, икая и всхлипывая, повторяла она.

Я даже опешил. Что опять случилось? Не многовато ли для одного, только еще начинавшегося дня?

– Катена, в чем дело?

– Папа!… Прости… с Диной… это я виновата…

О, Господи! Я возвел глаза к небу. Только этого еще не хватало.– Малыш, ну при чем здесь ты?

– Я, я пожелала ей зла вчера! Она меня взбесила…. из-за тебя… И я попросила Баку избавить нас от нее…

– Катя! Какого еще Баку? – Я взбеленился не на шутку. – Как это понять, избавить? Ну, что ты мелешь, в конце-то концов! Я устал, я весь на нервах, почти не спал, а ты сидишь тут и несешь такую чепуху!

– Ты не понимаешь! – продолжала всхлипывать Катя, – да ничего ты не понимаешь! Это же страшно! Очень страшно! Я боюсь!

– Кого ты боишься! – взорвавшись, заорал я, – Кого, я тебя спрашиваю?

– Ба-а-аку! – и Катерина залилась слезами с новой силой.

– Ах, Баку! Где он? – я оглянулся в поисках чудовища. – Где он, я спрашиваю?

– В моей комнате, – жалобно ответила Катя.

Черт возьми! Понятно, что следует немедленно взять себя в руки, успокоиться самому и успокоить ребенка, но я уже не мог этого сделать. Человеку все-таки свойственны и слабости и недостатки! В последние дни мне довелось жить в каком-то сплошном стрессе и, видимо, я сорвался… Я понесся (если только это слово применимо к моему нынешнему состоянию) в комнату Катерины, мгновенно увидел лежащее на кровати чудовище, схватил его и, потрясая рукой в воздухе, завопил:

– Этого? Я тебя спрашиваю, этого ты боишься?

Катя примчалась за мной следом и стояла зареванная, растрепанная, какая-то вся замызганная и реально перепуганная. Теперь уже, наверное, моим взбешенным состоянием. Она только судорожно кивала головой, подтверждая, что именно этого она и боится.

– Так вот, что я с ним сделаю, чтобы ты не боялась!

И я начал неистово дергать чертову куклу за голову, пытаясь ее оторвать. Не тут-то было! Хотя на вид игрушка и была довольно хлипкой, но на деле она оказалась куда прочнее. Голова не отрывалась. Но я уже завелся, дергал ее за все конечности, однако и они не поддавались, тогда совершенно ополоумев от бешенства, я со всей силы зашвырнул ее в коридор. Послышался звук удара обо что-то, затем звон разбиваемого стекла и воцарилась тишина.