Но почему так происходит, у них нет ответа.

Как же без меня будут жить родители и сестренка? Умирая, я представлял их грустные глаза, полные слез. Было безумно жаль, но ничего не изменить. Слишком поздно. Я засыпал, растворяясь в золотых разводах над головой. И в этом трагическом безмолвии руки продолжали тянуться к свету.

А дальше не было ничего.

Никаких световых туннелей, белых коридоров, ангельских песнопений, ни малейшего намека на чувственные ощущения. Абсолютно ничего. Даже тьмы. Я просто спал, не наблюдая снов. Не существуя.

Очнувшись на берегу, я не сразу сфокусировал зрение. Незнакомец, что‑то бормоча, с силой давил на грудную клетку. Вода освобождала легкие. Следом я увидел глаза сестры, красные от рыданий. Она склонилась надо мной, горячие слезы падали мне на лицо. Ее колотила крупная дрожь, с губ срывались лишь невнятные обрывки фраз.

В ту ночь она не отходила от моей постели, рассказывала об ужасе, который испытала, как только я начал тонуть. О том, что какой‑то парень первым кинулся на помощь, и о чудесном спасении. Я выслушивал, как долго и мучительно тянулось время, сколько мыслей пронеслось у нее в голове. Она тысячу раз объяснила, какой я дурак, и каждую минуту требовала с меня обещание беречь свою жизнь.

Беречь не только в радости, но и в моменты горя. Беречь ради светлой надежды, невзирая на затянувшуюся зиму или самую страшную бурю. Ни в коем случае не бояться, помнить солнце, чтобы снова открыться ему, подставив лучам лицо.

Что бы ни довелось вынести, как бы яростно ни пришлось бороться в дальнейшем, я должен был держаться, не уходить раньше срока на дно мутных вод. И я клялся ради нее. Однако, получив страшный опыт, в убеждениях укрепился: смерть – это конец сознания, нет никакой души.

Сестры не стало в середине сентября, в одну из промозглых дождливых ночей, когда в небе нет ни единой звезды. Какой‑то ублюдок сбил ее на пешеходном переходе, – до дома ей оставалось пройти всего тридцать метров. Возможно, не справился с управлением из-за скользкого асфальта или неполадки с машиной, может, был пьян и перепутал педали… Причина не важна. Скорая приехала слишком поздно, ее уже нельзя было вернуть.

Я примчался, как только узнал. Тело к тому времени увезли в морг. Место происшествия обступили полицейские и зеваки, чьи лица отражали скорее любопытство, нежели ужас или боль. Их сердца не могли болеть, они даже не знали ее имени. Это мое сердце разорвалось, когда я увидел лужу крови вперемешку с грязью – такая вот аллегория жизни.

Разве для этого мы рождаемся?

Чтобы напитать грязь своей кровью?!

Я возненавидел себя за то, что не оказался рядом, не принял удар злосчастного автомобиля. Я бы отдал жизнь за нее без раздумий. Но чудес не бывает, как и справедливости. Ведь это я недостоин жить, это я всегда был плохим человеком и причинял окружающим зло, не чувствуя угрызений совести. Она же была безгрешным лучиком света, ангелом во плоти, олицетворением добра и великодушия. И чем закончилась ее история?

Водитель просто трусливо скрылся, оставив свою жертву один на один со смертью. Ни одного свидетеля не нашлось, чтобы выйти на след убийцы.

На похороны съехались отовсюду, сестру многие любили. Женщины в черных платках тихо всхлипывали, мужчины молчали. Люди подходили ко мне, выражали соболезнования, спрашивали что‑то, будто я мог ответить! Я даже не слышал их! Только слезы катились по лицу. Вцепился в гроб и стоял. Пальцы онемели. Мне хотелось, чтобы нас вместе зарыли в землю, оставили в покое. До этого я и не представлял, насколько ее любил.

А ночью сестра приснилась мне среди цветущих вишневых деревьев. Помню, как обрадовался, решив, что умер. Теперь мы встретились и больше не расстанемся. Она была красивой и живой. Мы гуляли, как в детстве, – держась за руки. Теперь можно. Она говорила, что боль быстро закончилась. Что почувствовала вишневый аромат и сразу перенеслась в этот сад. Обещала показать озеро.