– Опиши подробно этого господина, – нетерпеливо попросил Петрусенко.

– Годов он навроде наших с вами, господин следователь! Но мы – люди, делами озабоченные...

– Да, особенно я: вылавливаю вашего брата.

– Точно так-с... – подобострастно заулыбался Софрон. – Ну а этот господин от своих лет выглядит помоложе. И такой... холеный. Не слишком обремененный жизнью, видать.

– Значит, хорошо выглядит? Как человек при деньгах и положении?

– Я скажу так: он, конечно, гнал картину – оделся вроде спортсмена. Кепка кожаная с отворотами, брюки клетчатые заправил в сапоги, такие коротенькие... Но я сразу второпал – лепит темнуху! Барин, он и есть барин, хоть рванье натяни. Что разговор, что взгляд, что манера...

– Значит, не вашего поля ягода?

– Не-а, – помотал головой Софрон, но тут же назидательно поднял палец: – Однако с нашим братом обращаться умеет. Видать, приходилось раньше.

– Назвался он?

– Нет, даже выдумывать не стал. Просто не назвался.

– А теперь давай-ка подробнее внешность опиши, – поторопил арестанта Петрусенко.

Оказалось, что заказчик Вариного убийства был высок, худощав, волосы густые, темные, с проседью. Носит усы и бороду.

«Ну, их-то сбрить недолго. Или прицепить», – подумал мимоходом Викентий Павлович. В основном он остался доволен: для начала что-то есть.

Господин легко убедил Кисляка, что дело будет не хлопотное. Тот поначалу, услыхав, что речь идет об убийстве, отказался: этим он не занимается, никогда не пробовал. На что барин спокойно разъяснил: придушить-то надо девчонку – замухрышку, тоненькую, беспомощную. Не успеешь пальцы на ее горлышке-стебельке сжать, как она и готова! А деньги вот они: сразу, просто так крупную сумму дает, а потом – еще втрое...

Кисляк проедал последние копейки, а тут – такой барыш! Он подумал, встал решительно.

– Показывайте, кто и где. Погляжу и решу, – пообещал.

«Барин» привел его к «Гранд-Отелю», но не к парадному входу, а к задворкам. Широкие ворота, ведущие из боковой улицы в хозяйственный двор, были закрыты, но калитка в них – нет. Они проскользнули во двор, и незнакомец Кисляку показал и дверь, через которую выходит девушка в прачечную, и саму прачечную. Хотя уже густели сумерки, Софрон все хорошо разглядел.

– Девчонка пробегает здесь несколько раз в день, но не в такое время, а засветло, когда прачечная работает. Да ты не бойся, здесь и днем никого не бывает. Мастерские сейчас пустуют, каретный сарай тоже. Как ты справишься – не мое дело. Главное, убей девчонку, и деньги твои. Сразу же, на другое утро, тебя найду в трактире.

Он, Софрон, не баклан какой-то, понимал, что этот ферт может и арапом оказаться.

– Сделаю ему дело, а он больше и не появится! Да, может и такое быть. Но и он рискует: денег мне дал хороший куш, а возьму с ними и слиняю!

– Он, Софрон, тоже, видно, не баклан. Обещанная тройная доза тебе бы спать не дала!

– Это точно, – вздохнул арестант.

– Когда же он тебе девушку показал? – спросил Петрусенко.

– А он и не показывал. Сказал: ты ее ни с кем не спутаешь, в гостинице другой такой нет. Молоденькая, лет семнадцать, очень хорошенькая, волосы светлые, пушистые, коса вокруг головы венчиком, а сверху шапочка форменная. В форме и переднике.

– И что, сразу узнал?

– Как и было сказано. Я на следующий день с утра до вечера у того двора караулил, видел ее. Разов пять пробегала туда и обратно. Но не всегда одна.

– Значит, присмотрелся, прикинул, когда сподручнее напасть?

– Верно... – бандит вздохнул, кинул быстрый взгляд на следователя. – Все рассказал вам, ничего не утаил.

...Оставшись один, Викентий Павлович еще немного посидел в кабинете. Он был сильно озадачен всем услышанным. Странным, очень странным показался ему рассказ арестованного. Мог, конечно, этот Софрон насочинять... Но какая, однако, нужна фантазия, чтоб вот так, почти с ходу, придумать такую историю! Викентий Павлович был склонен поверить несостоявшемуся убийце. Во-первых, уж очень тот был перепуган: в таком состоянии выговаривают всю подноготную, хотя потом часто жалеют о своей откровенности. Во-вторых... Впрочем, что бы там ни было, проверить рассказ надо. Когда дело дойдет до суда над Софроном Кисляком, ни прокурор, ни присяжные не удовлетворятся фактами, добытыми только из признания обвиняемого. Да, прокурорские работники города дотошны и придирчивы, это Викентий Павлович хорошо знал. «Школа Анатолия Федоровича Кони, – подумал Петрусенко. – Наш ведь земляк. Здесь начинал, здесь первая известность к нему пришла...»