Коринцев вышел в хозяйственный двор почти сразу за девушкой, но уже никого не увидел. Двор был невелик, образован длинной одноэтажной прачечной, мастерской и каретным сараем. Ворота, выходившие на улицу, закрыты, из распахнутых окон кухни доносился шум, в самом дворе – пусто. Шофер пожал плечами – какая быстроногая девчонка! Задумался: уйти или подождать ее? И вот тут вдруг увидел за выступом пристроенного к зданию продуктового склада краешек корзины, как будто лежащей на боку, и что-то белеющее... выпавшее белье. Это показалось ему так странно, что он сразу рванулся туда. И увидал того бандита, прижавшего девушку к стене и душившего ее. Она уже потеряла сознание...

Ну а дальше было ясно и без слов. Петрусенко видел бандита – коренастого, жилистого, не столько сильного, сколько цепкого и напористого. А Коринцев – вот он: ладно и мощно скроен, высок, развернутые плечи и широкая грудь. Сразу видно – силен и решителен. Он мгновенно скрутил бандита, громко позвал на помощь. Из кухни выскочили двое, здоровые мужчины. С ними он оставил бандита, а Варю, легонькую и безжизненную, схватил на руки и бегом понес в отель... Сейчас уже оба, и сыщик и шофер, знали, что девушка в больнице пришла в себя, но плохо помнит происшедшее. Она просто не успела ничего понять: на нее кто-то набросился, почти сразу же потянул за угол... Дальше она ничего не помнит.

Нет, никак не мог Викентий Павлович завершить этот день, не сделав еще одного дела. В полицейском управлении в такой час находились только дежурные. Петрусенко попросил привести к нему бандита, напавшего на горничную. Можно было послать за писарем, но он решил никого не тревожить. «Допрошу так, без записи, – решил. – А завтра все запротоколирую».

Вообще-то Петрусенко знал в лицо многих серьезных бандитов города, тех, кто легко шел на убийства и разбойные нападения. Но этого типа видел впервые. То ли приезжий, то ли раньше не грешил серьезными преступлениями. А может, он вообще и не собирался убивать Варю? Совсем другого хотел?..

Но бандит сразу развеял все сомнения следователя. Сильно напуганный, с прилипшим ко лбу редким чубом, совершенно посеревший от страха, он сразу же стал рассказывать все подробно. Да, он собирался убить девушку. Нет, раньше он ее не знал, ему о ней рассказали. Кто рассказал? Тот, кто заплатил ему деньги вперед и обещал втрое больше после убийства молоденькой горничной.

Петрусенко был настолько поражен, что вскочил и резко прошелся по кабинету, не обращая внимания на испуганно съежившегося преступника.

– Как это понять? Тебе что – приказали убить девушку?

– Да, да! Вы точно сказали: приказали... Деньги большие, не удержался... Раньше никогда, упаси бог...

– Постой! – Викентий Павлович нетерпеливо махнул рукой, почти упал на свой стул. – Потом будешь причитать. И если расскажешь всю правду и подробно – смягчишь свою участь. Девушка ведь, в конце концов, жива...

– Да я, господин следователь, как на духу! Вот ей-богу! Позавчера это было, тот господин мне сказал: «Дело совсем простое, девчонку придушишь, а можешь и снасильничать, но потом чтобы точно порешил. Хорошо заплачу...»

– Да постой ты, затараторил! Давай с самого начала.

История и в самом деле оказалась удивительной. Софрон Кисляк месяц как освободился после второй отсидки – за мелкую кражу. Банда, в которую он входил до ареста, распалась, и он мыкался пока один, перебивался, как мог. А мог только воровать да жульничать. Присматривался, к кому примкнуть, и к нему присматривались.

Два дня назад, вечером, он сидел в трактире «Пара сапог» в одном из переулков Старо-Московской улицы. Веселое заведение, куда посторонний даже случайно не зайдет. Нет, конечно, не только своя рисковая братва там гуляет, бывают и приличные господа – заглядывают ненадолго по делу. Этот господин зашел спокойно, явно знал – куда, хотя самого его видели тут впервые. Присел, заказал чего-то, огляделся... Софрон скучал за соседним столиком. Скоро почувствовал на себе внимательный взгляд. Поглядел в ответ нагло, а франтоватый господин только усмехнулся и кивнул: мол, поди сюда. Тут Софрон сразу почувствовал, что имеет дело с человеком не робким, серьезным. Присел к его столику. Так и сговорились.