Тут случилась и новая беда, полностью подтвердившая мои опасения, что смерть доктора Глюма связана с цветком. Коронер Степлтон, разглядывая цветок, между делом его понюхал – и упал замертво! Второй труп в этом доме. Орхидея явно несла смерть… Я, признаюсь, после случившегося боялся приближаться к цветку ближе, чем на три ярда. Собственно, я до сих пор боюсь орхидей. Да, мистер Холмс и мистер Ватсон, пусть это глупо звучит, но я боюсь орхидей. Если бы у вас перед глазами лежали два трупа, умерших от того, что понюхали цветок, я думаю, вы меня бы понимали…
Инспектор Лестрейд замолчал, задумчиво глядя в огонь камина и попивая из бокала бренди.
– Ну и ну, – только и сказал я; от жуткой истории инспектора мне стало страшно. – Неужели цветок может убивать?
– Очень интересная история, – подал голос из своего кресла Холмс. – Так что, инспектор, орхидея действительно убила этих людей?
– Без всяких сомнений, – подтвердил Лестрейд. – Именно так: орхидея убила этих людей.
– Однако, – продолжил он через минуту, плеснув себе ещё бренди из большого графина, – тут нужна, конечно, ясность. Убил цветок. Но у него, если можно так сказать, оказался соучастник. Меня, как вы знаете, мистер Холмс, на мякине не проведёшь. Кое-кому хотелось создать именно такое впечатление, что смерть произошла случайно, от неосторожного обращения с ядовитым растением. И я чуть было на это не клюнул. Но, будучи человеком тщательным и во всём сомневающимся (другой бы на моём месте поверил бы), я отправил цветок на изучение в исследовательский отдел, а сам стал собирать сведения об убитом и его трёх сожителях.
Как оказалось, у всех трёх были причины желать смерти доктора Глюма. Ситуация заключалась в том, что доктор Глюм составил завещание, которое почти в равных частях делило состояние доктора между секретаршей Пенни, полковником Бедхэмом, слугой Хостом и ботаническим музеем Лондона, куда, по завещанию, должна была попасть коллекция цветов. Так вот, ситуация в том, что, получив эту злополучную орхидею и заплатив за неё немыслимые деньги, доктор Глюм собирался заказать ещё 50 подобных орхидей, которые бы обошлись ему в столь астрономическую сумму, что разорение доктора Глюма стало бы свершившимся фактом сразу после их покупки. Его, фанатичного коллекционера, такая перспектива не пугала – важнее было заполучить страстно желаемые орхидеи. Зато трое его сожителей, помощников и наследников совершенно ясно понимали, что в этом случае никакого наследства не будет – они не получат ни гроша. Таким образом, мотив убийства присутствовал.
К тому времени, когда я всё это узнал, стали известны и результаты анализа цветка в лаборатории. Оказалось, что в цветок насыпан чрезвычайно ядовитый порошок – какой-то цианид, если не ошибаюсь. Его и вдохнули доктор Глюм и коронер Степлтон. В доме доктора был произведён обыск, и в оранжерее доктора Глюма мы нашли баночку с цианидом, который, как оказалось, доктор Глюм использовал в своих опытах. Баночка, кстати, имела большую широкую пробку, которую открывали, судя по всему, зубами. Нашли и резиновые перчатки, одна из них имела следы яда.
Всё это и позволило нам найти убийцу. Одного из тех подозреваемых.
Инспектор Лестрейд поболтал содержимое своего бокала и допил бренди одним глотком.
– А вот теперь скажите мне, дорогой мастер дедукции, – обратился он к Холмсу, – кто оказался убийцей?
Конец ознакомительного фрагмента.