– А я еще и не ложился, и у меня будет не менее тяжелая ночь и утро, а если не повезет, то и весь завтрашний день. Ваш шеф такого наработал, что и за год не разгрести. Статья светит вашему разлюбезному Степану Федоровичу.

Арнольд Карлович покраснел от возмущения, он не переносил, когда оскорбляли его хозяина. В это время на пороге гостиной, где происходил разговор Измайлова и секретаря, появился Степан Федорович. Черные круги, следствие морального и физического утомления, обводили его красивые глаза; элегантный халат мягкими складками очерчивал сильное, изящное тело.

– Я вас слушаю, Анатолий Петрович, – сказал Инкс, показывая на кресло.

Измайлов, поморщившись, сел в ажурный антикварный предмет мебели.

– Я вам еще нужен? – спросил Штиглиц хозяина.

– Нет, мой друг, возвращайтесь к Эрику. Как юноша себя чувствует?

– С ним все в порядке. Температура упала, рвота прекратилась. После перенесенного мальчугану следует хорошо отдохнуть.

– Когда я закончу здесь, я приду вас сменить.

– Можете не торопиться, Эрик не доставляет мне хлопот.

Арнольд Карлович ушел; Инкс повернулся к Измайлову, который с любопытством следил за церемонным разговором хозяина и его секретаря.

– Итак, – отвлек следователя Степан Федорович.

– Да, – встряхнулся Измайлов, – вот об этом мальчике, а речь я так понимаю, у вас шла, о сыне археолога Проклова?

Инкс кивнул.

– Вот о нем я и хочу поговорить. И не только о нем.

– Я вас слушаю.

– Почему вы отказались от медицинской помощи для Эрика Проклова?

– Я не отказывался. Если вы внимательно слушали мою беседу с секретарем, то поняли, что юношу лечат, и он сейчас на пути к выздоровлению. Я сам занимаюсь его лечением, так как знаю и умею. Чего не могу сказать о наших врачах. Про больницу я вообще не говорю, там Эрик не будет так надежно защищен, как в моем собственном доме, под моим личным надзором и надзором Арнольда Карловича, надежного и честнейшего человека.

– И на каком основании вы решаете за Эрика Дмитриевича Проклова, где ему находиться и чью помощь принимать? Вы должны оповестить органы опеки, ребенок остался сиротой.

– Не сиротой. По завещанию моего друга, Проклова Дмитрия Александровича, в случае его смерти, я становлюсь опекуном мальчика.

Глаза следователя хищно блеснули, словно у ястреба, нацелившегося на добычу.

– И кто подтвердит ваши слова о завещании Проклова? – Измайлов ерзал от нетерпения в кресле.

Инкс подошел к бюро и достал документ, который дал ему археолог.

– Вот завещание моего друга. – сказал Степан Федорович. – Один экземпляр находился у Дмитрия Проклова, второй – у меня, третий – у его адвоката, Фримана Натана Давидовича.

Измайлов прочитал завещание, довольно улыбнулся, потом что-то записал в своем блокноте.

– Мы это проверим. Фриман Натан Давидович. Интересно. Все очень интересно получается, Степан Федорович. Вы не находите?

– Я вас не понимаю. Я вижу трагедию, а не интересные события.

– А как вы объясните такую чудовищную смерть дочери Проклова?

Инкс закрыл лицо руками.

– Это действительно чудовищно, – прошептал он. – Ольга была моей невестой. Я даже представить себе не могу, кому понадобилось убивать, убивать так жестоко, эту прекрасную невинную девушку.

– А ведь вы нас убеждали, что Проклова мертва! – радостно воскликнул Измайлов.

Инкс посмотрел на следователя с недоумением.

– Я не понимаю, что вас веселит? – спросил коллекционер. – Перед вами драма, непостижимая фантасмагория, безумие, а вы резвитесь так, словно стали очевидцем какого-то анекдота.

Измайлов взял себя в руки.

– Я всегда радуюсь, когда изобличаю преступника. – с наслаждением проговорил он. – А в данном деле я уже нашел убийцу. Осталось теперь выяснить, он – сумасшедший маньяк или расчетливый уголовник?