Что-то невообразимое. Всё говорило о том, что полицейский участок в Литтл Мосс закрыт уже много лет – или же в нём работают, не считаясь с законом и здравым смыслом. А полицейские? Они-то где? Отделение полиции нельзя оставлять без прикрытия. Какая-то охрана в здании должна быть!

Очевидно, произошло что-то ужасное. А Пеннингтон даже не потрудился сообщить шефу – к чему столько хлопот?

Инспектор осмотрел столы в надежде найти тот, за которым сидит сержант. Стол оказался за дверью с написанной (и исправленной) от руки табличкой:

Это был самый большой и просторный кабинет во всём участке, но и он не блистал чистотой. Один угол столешницы из красного дерева был потёрт и поцарапан. Вероятно, именно на него Пеннингтон обыкновенно водружал ноги. Остальная часть стола была завалена не представляющими никакой ценности бумагами: актами, протоколами, отчётами – обычной бюрократической напастью любого государственного учреждения. Кое-где, правда, бросались в глаза немногочисленные личные вещи: талисман в виде кроличьей лапки, видавший виды рожок для обуви, связка ключей. И фотография Пеннингтона с пекинесом на руках. Сержант улыбался в объектив с видом лучшего ученика в день выставления четвертных оценок.

Шекспир поморщился от отвращения. Но его ждало новое испытание. Среди всего этого хлама на ярко-синей бархатной подушке лежала перьевая ручка – заправленная чернилами, из чёрного блестящего пластика, с идеально чистым пером, в которое можно было смотреться как в зеркало.

Шекспир закрыл глаза. Вдох – выдох. Когда инспектор профессионально занимался борьбой, он делал это упражнение перед самыми жёсткими боями – и, глядя на стол исполняющего обязанности начальника полиции сержанта Пеннингтона, у которого была авторучка, собака пекинес и на редкость наглое выражение лица, решил сделать его и сейчас.

– Вы что-нибудь слышите?

– Ничегошеньки.

Стоя на коленях перед приоткрытой дверью своей спальни, Грета прислушивалась к тому, что происходило внизу. Позади неё стояла Трисси и делала то же самое.

Снизу доносился взволнованный рокот, разливающийся по вилле гулким эхом. Грета и Трисси поняли только, что на рассвете прибыли двое полицейских, которые застали графиню в припадке нервного криза, а графа – в необычайно приподнятом настроении и с пистолетом в руке.

– Дедушка злится на меня, – сказала Грета.

– Да нет, вы тут ни при чём, – мягко объяснила Трисси. – Он просто очень испугался.

И, к счастью, не выстрелил в тебя.

– Ну да, а наказал меня! Посадил в тюрьму без суда и следствия. Это нарушение Женевской конвенции!

Грета сама удивилась своим словам. Мисс Беннет очень бы ею гордилась.

– Это не наказание, – настаивала Трисси. – Просто полиции нужно провести расследование, а мы мешаем.

– Но я свидетель!

Трисси изменилась в лице:

– Что вы имеете в виду?

– Я всё видела.

Горничная тихо закрыла дверь и присела на корточки рядом с Гретой:

– И что же вы видели?

– Всё. Я проснулась, потому что сильно хотела пить. Наверное, надо было всё-таки выпить горячего шоколада на ночь. Ну так вот, я проснулась и пошла вниз. Я искала кухню и обнаружила, что не я одна не сплю в такое позднее время.