Графу почудилось какое-то движение: внизу в темноте шевелились тени – бесформенные, как развевающийся на ветру флаг.

– Кто там?! – крикнул граф сдавленным голосом. – Стой, стрелять буду!

Флаг куда-то исчез, и граф решил, что ему и вправду всё привиделось.

Изматывающе медленно он спустился наконец на первый этаж и вдруг услышал протяжный жалобный вой из оружейного зала.

Граф подошёл к двери и, подождав несколько секунд, открыл её.

На него обрушился яростный поток ощущений.

Поворачивающийся в замке ключ. Струя воздуха. Блики на оружии, залитом лунным светом. Тревожно трепещущие занавески. Большое разбитое окно.

Ветер. Вот откуда этот жалобный вой!

И посреди всего этого – маленькая фигурка в голубоватом свете.

Дрожащей рукой граф направил на неё одновременно лампу и пистолет. Свет выхватил из темноты лицо Греты Салливан, с растерянной улыбкой стоящей босиком на полу в самом центре оружейной комнаты.

Больше всего на свете инспектор Уильям Шекспир ненавидел десять вещей:

1) усы

2) убийц

3) пекинесов

4) водить машину

5) удары в печень

6) пуговицы

7) мошенников

8) перьевые ручки

9) дантистов

10) когда его в четверть шестого утра будила машина, мчащаяся со скоростью сто километров в час, и он обнаруживал, что это не автомобиль грабителей, только что обчистивших банк, а полицейский патруль, направляющийся к месту преступления.

О котором ему, старшему инспектору, никто не потрудился доложить.

Шекспир вскочил с постели, натянул вчерашние брюки и рубашку и помчался вниз, страшно ругаясь.

В пабе на первом этаже никого не было. В воздухе всё ещё пахло тушёной курицей, но было пусто и тихо. Кухня открывалась в шесть.

Стараясь не обращать внимания на урчащий от голода живот, Шекспир толкнул плечом дверь и, выйдя на улицу, очутился прямо перед телегой с сеном, в которую был запряжён ослик-альбинос. Возница растянулся на сене и явно никуда не спешил.

С трудом сдерживая подкатившее к самому горлу раздражение, Шекспир обогнул телегу и побежал через площадь к полицейскому участку.

– Я инспектор Шекспир! – прогремел он, как торнадо ворвавшись в управление. – Какого чёрта здесь происходит?! Почему мне никто не позвонил?

В ответ он услышал лишь приглушённое блеяние.

Полицейский участок был так же тих и пуст, как паб, но казался гораздо менее популярным местом. Всюду лежала пыль толщиной с палец, а единственную пишущую машинку, судя по паутине, захватили пауки, превратив её в свою крепость. Стоящий в участке запах вызывал в памяти раздевалку спортзала: смесь пота, кожи боксёрских перчаток и спортивного инвентаря.

– Эй, я к вам обращаюсь! – прокричал Шекспир в пустоту. – Есть кто живой?!

Опять блеяние. Да что ж такое?!

Инспектор широкими шагами пересёк участок, прошёл мимо единственной камеры с толстыми железными прутьями, выкрашенными серой краской, и вышел на задний двор, где мирно и радостно жевала траву привязанная к колышку маленькая козочка.

– Глазам своим не верю.

Инспектор вернулся в здание и пролистал журнал происшествий, куда должно вноситься всё, что происходит в участке: жалобы, аресты, посетители… Но в Литтл Мосс это был лишь очередной обломок давнего кораблекрушения. Последняя запись была сделана ещё во время войны, 4 октября 1943 года, и содержала только одно слово: бомбардировки.

Казалось, в участке поддерживали в хорошем состоянии только шкаф с оружием и столик, на котором стоял наполовину наполненный кофейник. Последнее обстоятельство удивило инспектора особенно приятно. Только налив себе чашку доверху, он понял, что отвратительную коричневую жидкость приготовили дня три назад.