Глаза Александра влажно светились от волнения. Он снова и снова возвращался к мыслям о походе. Властное желание совершить то, на что никто не отваживался, всецело владело им. Птолемей первым прервал затянувшееся молчание:

– Азия! Персидское царство… Как жаль, что наследники великого Кира ничего не восприняли из мудрости его правления и его заветов…

– Под луной ничего нового, мой друг. Тирания плодит рабское сознание и лишает людей мужества. Им ли противостоять свободным людям, – подхватил разговор Клит.

– Это так. Свобода свободой, но Персидское царство в тридцать раз больше Македонии, а армия персов исчисляется не десятками, а сотнями тысяч воинов. И ты, царь, все-таки уверен в быстрой победе и на этот раз? – обратился к царю Филота, старший сын Пермениона.

Гефестион гневно посмотрел на Филоту и осадил его:

– Мы идем за победами. Запомни это раз и навсегда! Вспомни битву при Херонее! Вспомни Фивы! Александр не знает поражений!

Филота выдержал взгляд ближайшего друга царя и отвернулся, дав понять, что он предпочитает говорить только с Александром. Пусть знает Гефестион, который недолюбливает его, сына Пармениона. Он, Филота, уже не раз доказал Александру свою преданность, и тот доверил именно ему командование конницей.

Берег Азии медленно и неумолимо приближался.

Александра волновала неизвестность.

– Посмотрите, друзья, персы оставили пролив незащищенным! Что это воинская уловка? Ведь у них четыреста боевых кораблей!

– Против наших ста шестидесяти… – воскликнул Неарх, но вовремя спохватился и ободрил друга. – Вспомни Саламин. У персов тоже было тогда значительное превосходство. Да его рыбы съели.

Друзья рассмеялись.

Гарпал, назначенный казначеем, проворчал:

– В казне тоже не густо. Всего семьдесят талантов.

– И тысяча триста талантов долгу, которые я занял на поход, – уточнил Александр. – Действительно, весело! Поэтому мы и переплывем Геллеспонт. Но не тревожьтесь. Армией командую я!.. И мы вернемся победителями!..

На середине пролива царская триера остановилась. Остановилась и вся флотилия.

На палубу вышел прорицатель Аристандр в белой одежде, в зеленом венке на седых волосах, торжественно произнес молитвы.

Затем несколько воинов вывели грозно ревущего и упирающегося молодого быка. Александр вознес молитвы богам и одним ударом кинжала заколол животное в честь Посейдона, своенравного бога морей. Вслед за жертвоприношением царь совершил возлияние из золотых кубков пятидесяти дочерям Нерея – нереидам.

Войско со всех кораблей внимательно следило, как приносит жертву богам их полководец. Это вселяло уверенность, что боги позволят благополучно высадиться на берег.

Едва последняя капля вина упала в синие воды пролива, Александр высоко поднял золотую чашу над головой и бросил ее в воду.

– Посейдон! Прими мой дар!

Теперь можно было спокойно продолжать намеченный путь. Когда вдали показался берег Азии с извилистой линией вершин горной цепи, где когда-то поднимались могучие стены богатой Трои, Александр лично направил триеру к бухте, которая со времен Ахилла и Агамемнона называлась «гаванью ахейцев» и над которой высились надгробные курганы Аякса, Ахилла и Патрокла.

Приближаясь к берегам легендарной Трои, воспетой Гомером, Александр с благодарностью и нежностью вспомнил последнюю встречу и разговор со своим учителем Аристотелем.

Аристотель шагнул навстречу царю с тяжелым ларцом в руках, открыл его и показал уложенные папирусные свитки.

Вручая ларец Александру, учитель пояснил:

«Здесь собственноручно переписанный мною весь Гомер. Это мой дар тебе, Александр. Если в этом мире без войн не обойдешься, то покажи себя в сражениях таким же доблестным, как гомеровский Ахилл… Доблесть – это дар богов всем достойным».