– Мир вам, добрые люди! Я в душ, и чтобы через четверть часа вас здесь не было, а я сделаю вид, что ничего не видела, – усмехнулась и крутанулась в дверях, чтобы выйти.

Я ничего ответить не успел, так ловко она нас прижучила.

– Мамочка! – из комнаты вышла Ульянка, обняла мать и полоснула по моему лицу жгучей ненавистью. – Мамочка, я только пришла, сейчас все уберу.

Дочка метнулась в сторону кухни и закрыла собой проем, лицо ее горело от стыда и злости.

Впервые в жизни я осмотрелся и увидел окружающее глазами дочери: на столе бутылка, стаканы, свиные кости из похлебки свалены на стол, скомканные салфетки, шкурки от сала, чайные пакетики там же, духота и запах алкоголя и потных мужских тел. Сологуб, вытирая руки об край занавески, вытянул ноги на детский стульчик, носки протерлись на больших пальцах и плохо пахли…

– Чего застыл, корешок? Наливай еще по маленькой, – протянул мне приятель пустой стакан.

Дальше я пил и как будто трезвел. Сердце колотилось уже во всем теле, все вокруг становилось ярким и отчетливым, пора было выпроваживать Сологуба, я встал, что-то задел на столе локтем, хотел поймать на лету, но не удержался на ногах, рухнул и страшно закричал. Последнее, что я помню, – это распахнутые от ужаса Ульянкины глаза.

Очнулся я утром на диване в зале. Раздетый, с мокрой тряпкой на лбу. Тикали часы. Тряпка холодная, значит, положили мне ее недавно. Поплелся в спальню – жена спала, повернувшись лицом к распахнутому окну. На кухне было убрано, дверь в ванную заперта, оттуда слышался плеск воды. «Ульянка встала,» – подумал я и быстро лег на диван, притворяясь спящим, – было стыдно встретиться с доченькой.

Дождался, когда щелкнет замок входной двери, постоял под ледяным душем и, жадно осушив пол-литровый стакан холодного кваса, пошел в автоколонну. Рейс предстоял короткий – в соседнюю область, загрузил детские велосипеды и самокаты, коробки с насосами, камерами, втулками и спицами, и помчался по шоссе. И все вроде, как обычно, но руки были какими-то ватными и голова плохо соображала. Мысли постоянно возвращались в Ульянкино детство: вот она совсем крошечная лежит на папкиной груди, роняет головку, а я вдыхаю запах ее макушки и сердце замирает от любви и восторга. Или учится кататься на велосипеде: я отпускаю багажник, она вцепилась в руль, я кричу: «Крути педали, я держу, не бойся!» Ульянка крутит педали и понимает, что едет сама, и восторг: «Папа, я еду!»

А после седьмого класса она устроилась работать к коммунальщикам, месяц собирала по подворотням мусор и высаживала цветы на городских клумбах, а потом на все деньги купила нам подарки: мне хлопковое кашне, матери меховые домашние тапочки, Настюшке столик-ходунки с музыкальными кнопками. Мы все тогда бросились учить маленькую ходить, мать любовалась невесомыми пушистыми помпонами на тапках и вдруг спросила: «Хвастайся, Ульянка, себе-то что купила?» Девочка почему-то смутилась и ответила, что ей ничего не надо.

Больше ничего вспомнить о дочке я в тот день не смог и понял, что росла она где-то рядом, как гриб в лесу, сама по себе. Я видел ее иногда дома, она училась, помогала матери, играла с сестренкой, а чем увлекалась, о чем мечтала – не знаю. По-моему, танцевала, а может, играла на пианино. Я даже ее одежду не помню! Никогда ей ничего не покупал, все мать. Были ли у нее подруги, влюблялась ли она в мальчиков – ни-че-го не знаю! В гости никого не водила, а ходила ли сама…

– Почему так получилось? – спросила я раскаявшегося мужчину. – Много работы было?

– Да нет же! Ну приведет она подружек, сядут они чай пить, прически друг другу делать, – что там девчонки делают в гостях? – дядька вопросительно посмотрел на меня и я кивнула, подтверждая его правоту. – А тут я заявлюсь. Пьяный, матерился при них, не стесняясь… Стыдно ей было. Боялась, что другие узнают, какой у нее отец, разве таким гордятся? Вот я и задумался тогда, глядя не ее ровесниц: идут стайкой, хохочут, что-то взахлеб рассказывают друг другу. Ульянка же моя всегда серьезная, морщинки на переносице придают ей сосредоточенный вид. А чем она хуже этих девчонок? За что ей такая судьба? Она ведь только жить начинает…