Следующие несколько дней ничего не происходило. Они просто ехали, понемногу забирая к юго-западу: в восточной части княжества шли бои. Один раз им встретился отряд тальвардов, бодро маршировавший на юг: они переждали в кустах, лежа в высокой траве и не дыша; в лице эльфа читалось любопытство. Тальвардов он прежде никогда не видел, и их бесстрастно-свирепый вид, как показалось Натану, произвел на него впечатление. Впрочем, потом выяснилось, что дело было не в свирепости, а в снаряжении: эльф, никогда не видевший снега, не мог взять в толк, зачем тальварды закутываются в бесчисленные кожаные и меховые одежды. Натан, впрочем, тоже не понимал. Правда, порасспросить об этом у него охоты не возникало, благо такая возможность их минула – отряд прошел, и они двинулись дальше, выбирая все более заброшенные и извилистые дороги. Разбойников им больше не встречалось, но Натан старался быть начеку. Глориндель уже не жаловался и вообще вел себя тихо. Они ехали бок о бок целыми днями, а ночевали чаще всего под открытым небом – трактиры встречались все реже. Эльф сделался неразговорчив. Сначала Натан молча радовался, потом почувствовал себя неуютно. На четвертый или пятый день после встречи с разбойниками он не выдержал и заговорил первый:

– Зачем вам это надо?

Они сделали привал около ручья: местечко было хорошее, казалось спокойным, даже уезжать не хотелось. Эльф полоскал в воде повязку, которую все еще носил на ухе: рана стала нагнаиваться. Натан чувствовал дурной запах, шедший от нее, и, зная живучесть эльфов, смутно надеялся, что ничего страшного в этом нет. Не считая, конечно, погубленной гордости и привлекательности Глоринделя, от чьего уха остался распухший искривленный обрубок.

В ответ на вопрос Натана эльф обернулся. Похоже, он был немного удивлен, что Натан прекратил играть в молчанку.

– Ты о чем?

– Эта женитьба. Зачем? Лично вам? Вам приказали? Вы не могли ослушаться?

Эльф усмехнулся, отвернулся, принялся выкручивать платок. В ручей потекла розоватая вода.

– Мне никто не может приказывать. Я делаю только то, что хочу.

– Вы хотели этого?

Натан не видел его лица, но в голосе Глоринделя явно слышалась усмешка.

– Эй, да ты видел ли леди Рослин, свою княжну, а, Натан? Твой лорд Картер показал мне ее портрет – жаль, он слишком большой, чтобы я мог захватить его с собой. Она просто чудо. Никто бы на моем месте не устоял.

– Ей одиннадцать лет, – возразил Натан. – И мне не верится, что для эльфа вашего положения не нашлось лучшей партии у вас на родине.

Эльф промолчал, продолжая полоскать повязку, и Натан уже решил, что ответа не последует, когда Глориндель вдруг негромко сказал:

– Я хотел уехать.

Натан вздрогнул. В редкие, очень редкие минуты ему казалось, что здесь что-то не так: в голосе эльфа снова скользнуло то самое напряжение, которое Натану уже доводилось слышать раньше – у путевого камня.

– Почему? – вырвалось у него. Он знал, что ответа не будет, и все равно спросил.

Эльф снова обернулся через плечо, и в его глазах впервые за последние дни сверкнул былой холодный задор.

– Расскажу, если ты мне расскажешь про свою подружку. Ту, что Картер на суку вздернул.

– Она мне не подружкой была! – бросил Натан и тут же осекся, поймав злорадную улыбку эльфа. Глориндель сел на землю, деловитыми, уже привычными движениями замотал голову. Он так и не позволил Натану хотя бы взглянуть на рану вблизи.

Закончив, эльф положил ладони на колени и снова улыбнулся. Его глаза лучились.

– Жрать давай, – вдохновенно проговорил он.

Вот так они и поговорили в тот раз.

А потом снова молчали – до самого моста.