Зацелую, залюблю Лариса Грузнякова

5 Зацелую, залюблю!

Ничего в Зойке привлекательного не было совсем, ну ни капельки, ни капелюшечки. И внешность не ахти, так пухленькая вся средненькая, да и характер никакой. А Зойке ничего и не нужно, живёт и живёт себе. И сама не примечательная и жизнь тоже, что, кстати, Зойку вполне устраивало. А вот родителей это совсем не устраивало. Старший сын – вот умница! Просто ходячая амбиция. Всё ему что-то нужно, всё чего-то не хватает. Все книги в районной библиотеке перечитал – мало! Три языка самостоятельно выучил – мало! В Школе все олимпиады по всем предметам брал – мало. Он ещё в 10 лет мотался на кафедру физмата в МГУ, с ним там профессор один занимался три раза в неделю математикой, понятное дело, высшей и физикой. И главное широкий такой человек этот профессор, увидел Димкину работу на одной олимпиаде, оценил, восхитился и предложил Димке заниматься с ним абсолютно бесплатно, за интерес. Уже в седьмом классе сын мог спокойно поступить в МГУ, так его профессор поднатаскал. А ему опять – мало. К 10 классу уже можно было никуда не поступать, всю программу ВУЗА он уже знал. Опять – не то. Димка, шасть шасть, в МГУ поступил, осень, зиму, весну – учится, еще и репетиторствует. А летом по выигранному гранту едет к капиталистам дополнительное образование получать. МГУ закончил, диплом получил, а к этому времени скопилась уже куча сертификатов и дипломов, которые в заграницах получал. И снова мало. Рванул в Гарвард, в Америку. Ну кто бы подумал, что туда в магистратуру может поступить русский парень, да еще и бесплатно. И здесь, Димка сдюжил. Да, что перечислять все Димкины заслуги. Ежу понятно, чудо, а не сын. Гордость всей семьи, да что там, всей родни, Балашовых фамильная гордость. Так он теперь всю эту семью, и родню заодно обеспечивает так, что все живут как сыр в масле. Может Зойка – это расплата за такого-то сына, думали родители. Любить её, конечно, всегда любили. И младшенькая, и девочка. Но Зойка как будто сама от себя отталкивала своей инертностью. Читать ей никогда не хотелось, в кружки ходить тоже желания не было, в школе из троек не вылезала. И самое странное, ну ничего человеку не нужно. Никакие стимулы не помогали. Что только мать не придумывала. И новую куклу за годовую четверку по математике, и красный глянцевый ранец за поступление в музыкальную школу, и поездку в лагерь в Сочи за секцию фигурного катания. Ничего не действовало. Зойке не нужны были новые игрушки, новые книжки, новые вещи, её устраивало всё, что у нее было и даже то, чего у неё не было. Зачем напрягаться? Она откровенно не понимала, чего все так хлопочут, что им всем от неё нужно. Она не грубит, не дерётся, с плохими девочками не водится, двойки не таскает, в пионеры её приняли. Что ещё всем нужно? Вот неспокойные.

Иногда, нужно заметить, Зойку слегка печалила её внешность. Ребенком Зоя была чудо как хороша. А как вступила в зону известного своими сложностями пубертата, сразу все свои прелести растеряла. Тельце заросло лёгким рыхлым жирком, и Зойка стала похожа на кисель. Нос из вздёрнутого маленького курносика стал скучной картофелиной. Глаза цвета спелого лесного ореха, обещавшие по мере взросления приобрести нереально красивый светло-карий с зеленым оттенок, всех обманули и приняли невнятный болотистый цвет. Волосы тоже вступили в предательский фронт, из приятных светло-русых превратились в непослушную соломку цвета сухого гороха. Мама смотрела на Зойку и сокрушалась, как такой хорошенький ребенок мог стать ленивой полноватой девицей безо всякой изюминки с глазами непонятного цвета, желтоватыми сухими волосами, скучной как серый дождливый день. Мать пробовала устроить революцию. Держала Зойку на строгой диете, таскала на аэробику, заставляла приседать по 100 раз в день, отжиматься по 50, раз в три недели водила ее в парикмахерскую красить волосы в экзотический цвет «Венецианский блонд». Волосы ни в какую не хотели покоряться введённым новшествам. Они стали ломкими, жесткими, какими-то противными. По всей видимости, краска диковинного цвета была слишком ядрёной и ядовитой для них. Затею с покраской пришлось оставить, иначе Зойка бы осталась без волос. Что до остальных идей – Зоя, ужасно страдая, выполняла все материнские требования, таскалась несколько раз в неделю на аэробику, где ретивая как стрекоза тренер гоняла всех подопечных без жалости. Дома со слезами на глазах Зойка под строгим материнским взором выполняла ежедневно все изнурительные физические упражнения. Но и в этой жизни, полной тягот и лишений, была у Зойки своя ежедневная отдушина – в тайне ото всех она тратила свои карманные деньги на вкусности: сгущённое молоко, докторскую колбасу, вкуснейший белый хрустящий хлеб, шпроты, чудесное слоёное печенье, посыпанное сахаром, из соседней кондитерской, сливовый компот «Глобус». Вечером Зойка закрывалась в ванной, где она предварительно прятала свои сокровища, и начиналась ее 20-минутная райская жизнь – венец желаний, награда за все мучения, учиненные неуёмной мамашкой – Зойка начинала свой пир. Она любовно раскладывала на хлеб шпроты и колбасу, лопала эти странные бутерброды, закрыв глаза удовольствия. Затем, блаженствуя, съедала килограмм слоёного печенья, щедро запивая его компотом. Главным призом этой вакханалии была баночка сгущенного молока. Зойка открывашкой проделывала дырочку на крышке, вставляла в неё соломинку для коктейлей и с упоением выдувала всё содержимое за какие-то считанные секунды. Ей было плевать на то, что ночью она не будет вылезать из туалета, так как желудок находился в жутком стрессе и не мог понять чего от него хотят – есть мало или есть много без разбору всякую фигню, и отчаянно пытался бороться за свои права. Наутро всякий раз Зойка чувствовала себя просто ужасно, но еще ужаснее была жизнь, которую ей устраивала родная мать. Все эти дебильные диеты: тёртая морковка, редька, прозрачная порция нашинкованной капусты – как нормальный человек может наесться этим, когда гормоны бушуют в растущем организме, тело вовсю требует витаминов для роста. А эти тренировки и бесконечные упражнения – застрелиться можно. Когда все от неё отстанут, оставят в покое её рыхлое тело? Одна лишь радость – закрыться в ванной вечером и наесться как Тузик на помойке.

Мать не понимала, почему дочь не худеет ни на грамм? Ведь не жрёт же ничего лишнего? И этот вечно страдающий измученный взгляд загнанной толстоватой лани? Её терпения хватило на полгода, потом она просто плюнула на всю эту затею. Что она – враг своему ребенку? Зачем навешивать свои желания на дочь. Не всем же быть красивыми и стройными. Должен быть кто-то полненьким и инертным как амёба. Так почему не Зоя? Не за красоту же любят детей, заставляла себя разумно настроиться мама, а просто за то, что они есть. И должны ли мы их заставлять быть успешными, если они этого не хотят? Работу со своими материнскими амбициями Зойкина мама вела теперь постоянно и наконец, заставила себя принять дочь такую, какая она есть. Чем проявила свой недюжинный ум и истинную любовь к непривлекательной Зойке.

И вновь всё пошло, поползло своей чередой. Вялая Зойка росла, взрослела, скучнела. Таскалась 5 рабочих дней (с понедельника по пятницу) в школу, отсиживала там положенные 6 уроков, потом плелась домой, обедала и заваливалась спать до 6 часов вечера. Просыпалась, убирала квартиру, делала уроки, смотрела видюшник, подаренный братом, пока не свалит сон. И всё по новой… Жизнь двигалась, словно замкнутая в плотном мыльном пузыре без свежего воздуха, сладких потрясений юности, горячих конфликтов с лучшими подругами, пылкой первой влюблённости.

Но судьба больше не могла спокойно наблюдать со стороны за таким вялым существованием. Ей захотелось встряхнуть Зойку, устроить цунами, китайский цирк, праздничные салютики, что-нибудь этакое. Пусть эта скучища несчастная узнает, что такое риал лайф, бег по двойной спирали, и она решительно вмешалась в ход Зойкиной жизни.

Противным ноябрьским вечером в холодном троллейбусе Зойка возвращалась от тётки, к которой её послали родители. Тётка стала часто прибаливать и все родственники устроили у неё ежедневное дежурство. Все-таки пожилой человек, сердечко шалит, мало ли что, нужно присматривать. В этот раз выпала Зойкина очередь. Она печально выполнила свою добрую миссию – прибралась в тёткиной квартире, разогрела ей еду, приготовленную мамой, подала лекарства, почитала больной новый выпуск «Литературной газеты» (одинокая тётушка уважала прочтение вслух интеллектуальной прессы), выслушала очередную порцию многочисленных тёткиных воспоминаний, на этот раз об отдыхе в Керчи в августе 1977 года и, с чувством выполненного долга, закончила своё дежурство. Самым противным и сложным в этом деле была дорога из дома и обратно. Погода выдалась не просто плохая, а необычайно противная. Студёный ветер завывал с невероятной силой, а с неба лил дождь со снегом.

В ожидании троллейбуса Зойка поскуливала от холода и мечтала быстрее оказаться дома и освободиться от мокрой ледяной шапки и мокрого застывшего пальто, которое, казалось, стало весить не меньше 100 кг. Когда троллейбус подъехал и очумевшая от холода Зойка в него забралась, оказалось, что на улице было гораздо теплее, чем в нём. Зойку трясло и она готова была отдать всё за горячую ванну и чашку тёплого чая с мёдом. Но до дома предстояло проехать 12 остановок и даже мысль о том, что в этой жизни есть тёпло сытное место, казалась сейчас абсолютно нереальной. Троллейбус не спеша полз по своему маршруту, на очередной остановке он впустил нового пассажира, такого же продрогшего как все и всё вокруг. Зойка принялась вяло осматривать вошедшего и вдруг, её сердце исполнило немыслимый кульбит, оно словно камнем упало на дно живота, а потом ракетой метнулось в грудь. Ноги у неё подкосились, застывшими от холода руками Зойка попыталась ухватиться за поручень, из последних сил она старалась не плюхнуться вниз. Парень был необыкновенно хорош собой. Никогда прежде Зойка не видела таких красивых людей. Он был прекрасен как сказочный принц. Зойка была уверена, что принц и должен быть таким высоким, плечистым, стройным, с печальными серыми глазами, нежной бледной кожей, тонким лицом, и, конечно с чудесными густыми пепельными волосами. По лицу «принца» стекали капельки растаявшего снега, он медленно стряхивал их и пытался привести в порядок свои намокшие волосы, но непослушная длинная чёлка выбивалась из рук и отказывалась покоряться. Эта непокорная чёлка окончательно добила Зойку, она явственно представила себе, как она подходит к принцу, пальчиками подхватывает чёлку, нежно отводит её от его прекрасных серых глаз и начинает целовать каждую растаявшею снежинку на его чудесном лице. «Зацелую, залюблю!» – шептала Зойка с закрытыми глазами. «Зацелую, залюблю!». «Принц» не слышал и не видел замечтавшуюся Зойку, он готовился выходить и постоянно растапливал своими прекрасными пальцами кружочек в замороженном дверном стекле, чтобы быть уверенным, что водитель не проскочит необходимую ему остановку. Когда, наконец, троллейбус остановился и открылись двери, Принц ловко вскочил с подножки, плотнее закутался в шарф и устремился в неизвестном направлении. Зойка опрометью бросилась за ним. Ей уже не было холодно и голодно, ей было замечательно, сказочно, необыкновенно хорошо. Вот необыкновенно хорошо просто следовать за Принцем. У неё не было никакой особенной цели выследить его место жительства или выведать какие-то сведения о его сказочной жизни, было большим счастьем идти за этим чудесным, красивым человеком. Рядом с Зойкой завывала ноябрьская вьюжка мелкая и колючая, но самой Зойке казалось, что вокруг звучит волшебная музыка, она разливалось в её девичьем сердце нежными колокольчиками. А троллейбусный Принц уверенно шел через снежную завесу, быстро и бесстрашно. Как и положено истинному принцу. И только полы его серого длинного пальто развивались на ветру. «Вот бы век так идти за ним…» – мечтала Зойка, топая по влажному грязному снегу, но век идти не пришлось. Перед ними показалось пятиэтажное здание из красного кирпича. Принц скрылся за дверью подъезда. Зойка остановилась. Очевидно это совсем не замок. На стене висела нарядная табличка «Общежитие №1 Московского Государственного Института Международных Отношений». «Надо же не замок, а общежитие какого-то института» – подумала Зойка и медленно вошла внутрь. Принца уже не было видно, Зойка подошла к бабушке-вахтёрше, которая уже высунулась из оконца своей будочки.