Как следует из структуры фантазии обсессивного субъекта, чтобы прикрыть нехватку бытия и обеспечить постоянный доступ к объекту желания, необходимо возвести сложную систему означения. Эти системы, начиная от научных теорий, философских догматов, религиозных доктрин, идеологий, корпоративных кодексов и т. д., в случае с обсессивным субъектом призваны аннулировать желание другого. Желание обсессивного здесь – подчинить другого закону. Однако, поступая таким образом, обсессивный удерживает свое желание на уровне невозможности, поскольку символический закон никогда не сможет полностью охватить Реальное jouissance.
Здесь мы сталкиваемся с еще одним фундаментальным различием между истериком и обсессивным, на этот раз в сфере карьеры. Из-за особой любви к структурированной систематизации обсессивный субъект выбирает карьеру в технических областях с их догмами определенности и точности, в том числе в религиозных организациях. В то время как истерик стремится в сферу искусства, где творческий поиск удовлетворения, инновации и постоянная смена объекта желания гарантируют истерику позицию объекта желания другого.
И истеричность, и обсессивность воплощают общую невротическую характеристику: отказ «принести свою кастрацию на службу jouissance другого» (Лакан 1977, 357). «Во что бы то ни стало другой не должен „кончать“ на меня» – таков невротический девиз. Однако, как ни странно, следуя «непристойным требованиям суперэго» об удовлетворении, невротик вынужден обслуживать jouissance другого в ущерб собственному удовлетворению здесь и сейчас. Это происходит благодаря различным предписаниям, передаваемым из поколения в поколение или добровольно принимаемым на себя «для служения высшей цели». К сожалению, чаще всего такая цель – невротическая конструкция, призванная сохранить эгоистическую тотальность и отгородиться от Реального дуккхи. Напротив, подлинное бескорыстное служение другому возникает из прозрения, знания и видения единства: взаимосвязанности существ в процессе старения, болезни и смерти.
Безусловно, для преодоления невротического самосознания требуется тщательный анализ и скрупулезная проверка мотивации, побуждающей человека делать то, что он делает в жизни. В случае с обсессивным неврозом акцент должен быть сделан на том, как используются системы знаний или практики. Если они представляют собой сеть, накинутую на желание другого, чтобы аннулировать его, например, если кто-то следует предписаниям духовной практики, живет отреченной жизнью, только чтобы избежать встречи с болезненной «инаковостью» мирских субъективностей, то это, несомненно, невротический прием. В таком случае можно быть уверенным, что это не путь к трансценденции, а пит-стоп, чтобы лелеять свои предпочтения и предубеждения.
Для обсессивного переживание Реального инаковости, с ее несовершенством, неудовлетворенностью и непредсказуемостью, – это способ практики. Однозначно, это не прятаться от мира в монастыре, а взаимодействовать с миром, жить среди людей, не пытаясь подчинить их своему вероисповеданию.
Таким образом, боль, изолированная и не скованная в дискурсе обсессии, может быть познана, пережита и интегрирована. Нужно быть осторожным, используя такую глубокую систему означений, как Буддхадхамма, которая искусно соединяет в единое целое означающие отсутствия, дуккхи и истинной природы реальности. Нужно быть осторожным, чтобы не остаться на уровне одного лишь означения. Навязчивая тенденция – зацикливаться на мыслях и языке, путая их с «реальной вещью». В этом случае вся энергия направляется на «навешивание ярлыков»: набрасывание сети означающих на явления и ошибочное представление об этом как о мудрости.