Объект, вызывающий страх у фобика, одновременно останавливает требование (материнского) другого своим качеством поглощающего, пожирающего слияния. По словам Финка, фобия – это рассвет невроза в целом (Финк 1997, 205), когда некая форма означения рудиментарно проделывает брешь в требовании другого, позволяя человеку искать идентификацию с желанием Другого с последующим каскадированием последнего через сеть означающие. Фобический объект, таким образом, является одновременно ограничителем отчуждающего слияния с (материнским) другим и лазейкой в него. Провоцирующее страх качество этого слияния проистекает из позиции воплощения объекта наслаждения другого. Сведение себя к объекту чужого драйва сопряжено с трепетом, поскольку заставляет задуматься о своей безопасности на уровне эссенции.
Предикамент психического расстройства – это недостаточная инсталляция функции отца. Отсутствуя, она дает начало субъективным структурам, которые частично или полностью поглощены jouissance, относящимся к изначальному слиянию с (материнским) другим. Даже в невротических структурах, где метафора отца установлена, она всегда установлена частично: в ядре воображаемой структуры, известной как эго, сохраняется определенная степень цепляния за слияние с первым другим. Для цепляния нет другого решения, кроме духовной практики. Однако существуют различные подходы к ней, определяемые в первую очередь предрасположенностью, темпераментом и сочетанием врожденных и приобретенных склонностей субъекта. Эти факторы определяют выбор наиболее подходящего средства для освобождения от нарциссического цепляния, отождествления и порожденной им трясины заблуждений.
Фундаментальная фантазия в обсессивном неврозе
В отличие от истерика, обсессивный неротик преодолевает отделение от груди посредством самореализации. Здесь задействованы два механизма: изоляция и инкорпорация. Обсессивный изолирует означающие, относящиеся к нехватке, и включает objet a в себя. Фрейд пишет об изоляции следующим образом:
Мы знаем, что при истерии можно вызвать амнезию травматического опыта. При обсессивном неврозе этого часто не удается достичь: переживание не забывается, но, напротив, лишается своего аффекта, а его ассоциативные связи подавляются или прерываются, так что оно остается как бы изолированным и не воспроизводится в обычном процессе мышления. Эффект этой изоляции такой же, как и эффект вытеснения при амнезии (Фрейд 2001c, 120).
Таким образом, означение, относящееся к Реальному дуккхи, вырывается из ассоциативных связей внутри Символического и лишается своего аффекта. Это делается в угоду воображаемой тотальности, которую обсессивный субъект лелеет33. Таким образом, бессознательное как бы отрицается. Отсюда характерная жесткая «отстраненность» обсессивного: неверие во внутреннее субъективное расщепление; твердая уверенность в том, что субъект полностью контролирует все свои мысли. Обсессивный, если и занимается психоанализом, то только на уровне теории.
Не следует путать «отстраненность» обсессивного невротика с отстраненностью человека, занимающегося духовной практикой. Первый отстраняется из-за цепляния за квоту jouissance и ошибочного предположения, что он может контролировать свое сознание. Напротив, второй отстранен из-за вовлеченности в практику, которая постепенно искореняет бессознательное через осознанность и ясное понимание. Культиватор приходит к принятию случайности и существенной неопределенности феноменального существования, что способствует большому чувству открытости и легкости независимо от обстоятельств. Напротив, энергетическая динамика обсессивного жесткая и сдержанная из-за цепляния за состояние психического равновесия, которое обеспечивается воображаемым отождествлением с objet a. Постоянный мыслительный процесс должен создавать «идеальную вселенную» обсессивного.