— Урок третий, Заяц. Когда кончаешь – смотришь мне в глаза. Мне так кайфовее.

Что он несет?

Но я даже не сопротивляюсь, когда отводит ткань в сторону и пальцами – мне между ног.

Там влажно. Мое тело чувствует: этот мужик знает, что делать, оно готово к такому подарочку.

— В глаза, Заяц, - приказным, мать его, командирским тоном.

Я с трудом разлепляю веки.

Ведет как будто пьяная.

У Марка зрачки растеклись по всей радужке. Настоящее лунное затмение в глазах: чернота в тонком серебряном кольце, и меня туда утягивает.

В последний раз вяло бью его ладонью по плечу. И пальцы сами комкают рубашку, тянут на себя. Но он же здоровый мужик – такого не подвинуть и не сдвинуть, пока сам не захочет. А ему нравится быть вот так – типа, он просто наблюдает.

Сейчас последний шанс его послать.

Но я теряю его, когда твердые длинные пальцы сжимают мои складки, потирая между ними вставший от возбуждения клитор.

Выдыхаю громко, без тормозов, потому что его влажный от моего возбуждения палец уверенно толкается в меня.

У меня уже очень долго никого не было.

Я мокрая абсолютно, и еще более абсолютно возбужденная, и хоть это грубое вторжение причиняет небольшую боль, удовольствия от него несоизмеримо больше. Сразу без остановки, Марк добавляет еще один палец и буквально вталкивает их в меня.

Ору, какая он тварь.

— Конечно, Зай, - возле моих губ хрипло и сдавлено. – Но член у меня намного больше.

Я злюсь, что уступила.

Что поддалась, даже если это вообще ничего не значит.

И кусаю его за щетинистый подбородок. До хруста за ушами от крепко сжатых челюстей.

Я сокращаюсь вокруг его пальцев. Сдавливаю их, чтобы каждый толчок внутрь был максимально плотным.

Частая дрожь волнами по телу. Соски напрягаются под тканью. Так больно трутся, что зубы сводит.

Я мотаю головой, когда Бармаглот перестает трахать меня пальцами, но через мгновение снова всхлипываю от острой вспышки удовольствие, потому что он надавливает на клитор, трет по нему мягко и одновременно сильно. Ритмом выкручивая мое удовольствие на какую-то новую высоту.

Сильнее и сильнее, пока мне не начинает казаться, что я вся теку ему в ладонь.

Собственный пошлый стон отражается от кафельных стен, возвращается и ударяется в барабанные перепонки, заглушает грохот музыки.

Пульсации прошивают живот насквозь.

Марк нажимает на клитор и до упора, до самой ладони, вгоняет в меня оба пальцы.

Судорожно, ловя первые искры оргазма, сжимаю его руку бедрами.

Осознаю, что смотрю ему в глаза, когда сама насаживаюсь навстречу.

Пытаюсь закусить губы, чтобы не кричать, но все-таки кричу.

Кончаю, поднимая бедра навстречу его руке.

Пульсирую вокруг его пальцев.

Так жестко и ярко, как, кажется, никогда в жизни.

Мне нужно время, чтобы восстановить дыхание.

Но близость Бармаглота неприятно подавляет, как будто он, пользуясь моей слабостью, вторгается в меня, но теперь уже куда-то под кожу, просачивается вместе со своим проклятущим запахом дымной лаванды через ноздри прямо мне в кровь.

Отпихиваю его, спрыгиваю на пол, мысленно уговариваю не шататься, потому что колени предательски дрожат. Ничего удивительного – последний оргазм с мужчиной у меня был… давно. А тем более с мужчиной, с которого можно сцеживать тестостерон и продавать за сумасшедшие деньги одиноким женщинам.

Поворачиваюсь к зеркалу: поправляю платье, привожу в порядок волосы. Отматываю бумажное полотенце и кое-как подтираю самые ужасные потеки косметики. Миллер стоит сзади и рассматривает меня с видом голодного хищника, который не прочь еще раз загрызть газель.

— Ничего не хочешь мне сказать, Заяц? – Он первым нарушает молчание.