По словам старика, в ней была похоронена очень красивая молодая полячка, сосланная, как враг народа, из западного города Львова. Суровые зимы и крестьянские бытовые условия оказались невыносимыми для хрупкой весьма избало́ванной женщины.

Ведь до переселенья в Сибирь, она жила в огромном дворце, что твоя госпожа. У неё было множество слуг и всё остальное, что пожелает душа. Здесь же ей приходилось ютиться в обычной избе, полной чужого народу.

Плюс ко всему, нужно было всё делать самой: готовить, стирать, работать в огороде и поле. Скоро она тяжёло заболела. Без пригляда врача, женщина очень быстро угасла и тихо скончалась.

До прихода во Львов нашей власти, её высокий супруг служил ювелиром и продавал драгоценности различного рода. Причём, как говорили поляки, торговал золотишком в очень крупных размерах. Мужчина боготворил свою даму, но даже его пылкие чувства не сумели помочь несчастной панны́чке.

В ходе её похорон безутешный вдовец наклонился к покойнице. Он взял её правую руку, поцеловал и, незаметно для всех остальных, надел на запястье широкий браслет. Украшение было из золота, выглядело очень тяжёлым, и его украшали драгоценные камни.

Поверх этой цацки супруг натянул рукав богатого платья. Произошло всё настолько стремительно, что это заметил лишь тридцатилетний крестьянин, стоявший недалеко от могилы. Он жил в соседней деревне и его вместе с соседом наняли чернорабочим для погребения женщины.

Двое местных людей быстро приколотили крышку гвоздями. Увесистый гроб обвили верёвками, с огромным трудом сдвинули с места и, опустив в глубокую яму, забросали песком. Закончив работу, они убрали лопаты в сторонку, уложили большое надгробие, а сверху поставили каменный памятник с вычурной надписью.

– Прошло, почитай что, полвека, – сказал Глебу печальный старик: – а этот тяжёлый браслет всё никак не идёт из моей головы. До сих пор не пойму, как ювелир смог сохранить такой крупный драгоценный предмет?

Ведь их же постоянно шмонали: НКВДешники при аресте во Львове, вертухаи в каждой тюрьме, охранники при пересылке в Сибирь. А ведь то украшение стоило бешенных денег и могло облегчить их ссыльную жизнь. Так нет же, мужчина не оставил себе прекрасную вещь. Он надел её на руку любимой панны́чке.

Прошли долгие годы своей бедной жизни, и я много раз собирался, тайно придти на польское кладбище. Мне очень хотелось, выкопать потихонечку гроб, взять драгоценность и привести могилу в прежний порядок. Но, почему-то, я так и не смог это сделать.

Дело всё в том, что, едва я подумаю придти на погост, как мне ночью мерещится ужасающий сон. Будто я тёмной ночью вскрываю могилу, поднимаю крышку у гроба и вижу, что погибшая ссыльная выглядит так же, как полвека назад.

За столь долгое время, тление совсем не коснулось её богатой одежды, бледной кожи и тела. Руки, сложенные у неё на груди, тоже остались точно такими, как были когда-то давно.

Я беру её за запястье и, осторожно, словно боясь разбудить, начинаю снимать драгоценность. Чем дальше то украшение скользит по её тонкой кисти, тем мне становится всё страшней и страшней. Я смотрю на лицо прекрасной покойницы и с ужасом вижу, у неё начинают слегка подниматься дрожащие веки.

Как только браслет спадает с пальцев усопшей, она резким движением садиться в гробу. Её голова поворачивается с отвратительным скрежетом. Внезапно распахиваются глубокие тёмные очи и в упор глядят на меня.

Рот у панны́чки раскрывает так широко, что становиться больше обычного в несколько раз. Вместо человечьих зубов я вижу острые волчьи клыки. Раздаётся оглушительный вой, от которого чуть ли не лопаются барабанные перепонки в ушах. Моё сердце хватает чья-то большая рука и сжимает его, словно в железных тисках.