— Ты подлец, — прошептала Мэл, с трудом разлепив слипшиеся от крови разбитые губы.

Эйдан крутанулся на пятках, одарил супругу оценивающим взглядом и… улыбнулся! Широко и открыто. По-настоящему счастливо, как не улыбался со дня их свадьбы.

Ему же понравилось, с ужасом поняла Амелия. Вот чего ему не хватало в их интимной жизни — крови и насилия. Ему не нужна была игривая кошка, какой Мэл советовала стать в постели Элиза, Эйдан нуждался диаметрально в другом — в обездвиженной жертве.

— До вечера, любимая! — Муж сыто улыбнулся, шагнул к постели и запечатлел на израненных губах Мэл быстрый влажный поцелуй. — Жду не дождусь повторения!

Весело подмигнул и скрылся за дверью.

Она не смогла с собой совладать. Перекатилась набок, и ее вырвало прямо на пол спальни.

Настоящее время

Монтегрейн-Парк

Лжедворецкий, кем бы он ни был на самом деле, продолжал гнуть спину и лебезить. Мэл скупо улыбалась в ответ и больше молчала, лишь время от времени выдавая многозначительные «М-м-м…» или «Хм-м».

Вчера в присутствии этого человека ей было неловко, сегодня же, узнав о том, что он являлся кем угодно, только не дворецким, она испытывала лишь напряжение.

Сперва очень хотелось уличить его и новоиспеченного супруга во лжи, но, когда эмоции поутихли, Амелия поняла всю глупость подобного поступка. Их поженили насильно, а Монтегрейн не был дураком, чтобы не догадаться о том, что ей велели за ним шпионить. Так что вполне естественно, что он перестраховался и подослал шпиона и к ней.

Выбранная шпионом линия поведения — другой вопрос. Но что есть, то есть.

Поэтому она ходила за «дворецким» по дому, больше слушая и ничего не спрашивая. А спросить на самом деле хотелось. Например, о том, почему в особняке так мало слуг и почему все они, не считая самого Дрейдена (который, в общем-то, был не в счет, так как только притворялся прислугой), были похожи между собой.

Откровенно говоря, когда ее проводник начал со знакомства с персоналом, Амелия растерялась. О том, что Лана дочь матушки Соули, она уже догадалась, но, когда увидела Дану, совсем юную девушку лет семнадцати на вид, поняла, что и та в родстве с румяной кухаркой. А еще эти имена: Лана и Дана. Обе высокие, длинноногие, светловолосые. Если бы не рост и не стройные фигуры, и та и другая были бы копиями матушки Соули.

А когда Дрейден повел ее во двор и официально представил уже знакомого ей Оливера и его брата Ронивера, именуемых для своих Олли и Ронни, до Мэл дошло, что матушкой кухарку называют не только за материнскую заботу о домочадцах. Естественно, Олли и Ронни были копиями друг друга, но еще они также походили на Лану и Дану, и по всему выходило, что матушка Соули и впрямь была их матушкой — всем четверым. Такого Амелия не встречала еще нигде: целая семья на службе в одном доме. И главное: никого, кроме них.

Любопытство требовало подробностей, но Мэл рассудила, что узнает куда больше, если порасспрашивает Дафну, волей-неволей, разбавившую своим приездом эту компанию родственников, чем если спросит лжеца «дворецкого». Тот же во время своей экскурсии о слугах и их родстве не обмолвился и словом.

Зато действительно показал дом, провел по обоим этажам. Рассказал, что комнаты хозяина, вопреки предположению Амелии о том, что тот из-за увечья не поднимается по лестнице, расположены на втором этаже, только в противоположном от ее покоев крыле. Даже позволил заглянуть в кухню и в прачечную. В первой обнаружилась матушка Соули, от которой под тайное злорадство Мэл Дрейден отхватил полотенцем, когда полез грязными руками во фруктовую нарезку. Во второй трудилась младшая горничная, и лжедворецкий воспользовался случаем представить Дану новой госпоже. Под его пристальным взглядом Дана сделала неумелый книксен и, сбиваясь на каждом слове, заверила Амелию, что она к ее услугам в любое время дня и ночи.