– Воду неси, Сережа! – крикнула куда-то в кухню бабушка и принялась хлопать младенца по спине. После четвертого или пятого шлепка малыш залился звонким плачем, как раз, когда Сергей заносил кастрюлю с водой в комнату. Увидев плачущего сына, мужчина чуть не опрокинул желтую бадью: из его глаз брызнули слезы. Елена к тому моменту уже рыдала. То ли от счастья, то ли от облегчения, она даже забыла про опухшую ногу.

– Лей воду в корыто, – прервала момент умиления и счастья Сергея бабуся, -да не брызгай кипятком.

Она, все так же ловко, левой рукой достала откуда-то из под себя маленькую белую пеленку. Обмотала висящего вниз головой Сергея Сергеевича, затем уложила его себе на руку, подоткнула край пеленки и передала младенца матери.

– Лежи, не шевелись, – сказала бабуля, – ноги не опускай и не сдвигай, – и ушла в другую комнату, где, как был уверен Сергей, стояла большая железная кровать с пирамидкой из белоснежных подушек.

Пока Сергей выливал кипяток из кастрюли в оцинкованную ванночку, баба Дуся пришла с букетом каких-то сушеных трав и, что-то бормоча себе под нос, стала рвать траву и бросать ее в ванночку. Затем она схватила фонарь со стола, тяжелый такой, советский, и выбежала с ним на улицу.

– Ну как ты? – спросил жену Сергей.

– Нормально, – ответила Лена.

– Дай сынишку посмотреть, – попросил новоявленный отец.

– Насмотришься еще! – послышалось сзади, – не время сейчас умиляться, многое сделать еще надо. Баба Дуся вернулась, держа в руках какую-то траву, на этот раз свежую.

– На вот, растирай в ладонях, как в колбаску скатается – в корыто бросай, да размешивай воду- то.

Старушка вручила пучок травы Сергею, а сама села на диван и принялась рвать белую простыню на длинные широкие лоскуты.

Сергей, сделал «колбаску» из травы, она резко и неприятно пахла, поэтому он поспешил избавиться от запаха, окунув руки в воду.

Вода немного остыла, но еще была достаточно горячей, и Сергею приходилось то и дело вытаскивать руки и остужать их. Вода в ванночке позеленела и начала вонять на всю комнату, резко и противно.

Баба Дуся тем временем бросила щепотку чего-то в тазик, стоявший на табурете, затем взяла младенца, сняла с него пеленку и, держа одной рукой за ноги, вниз головой, спросила:

– Назвали как сыночка?

– Сережка, как папу, – улыбнулась Лена.

Баба Дуся, держа младенца над тазиком, начала смывать с него кровь и какую-то неприятную слизь, приговаривая при этом:

– С гуся вода, с Сергея худоба! Будь здоровым всегда, не болей никогда!

Отцу младенца этот обряд показался весьма забавным, он даже ухмыльнулся, но, встретившись взглядом с бабушкой, поспешил убрать ухмылку с лица. Повторив три раза процедуру омовения со словами, старушка снова запеленала Сергея Сергеевича, который кричал – то ли от страха, то ли от неудобного положения. Плач младенца звучал для Сергея как самая красивая музыка, хотя он до сих пор еще толком и не осознал, что стал отцом.

Баба Дуся протянула Сергею сына.

– На, держи, держать -то умеешь хоть? – спросила бабка, – вот так ложишь его на руку, второй придерживай. Да сядь, не стой, вон, на кресле посиди пока, – старушка указала рукой на старое кресло, стоявшее возле стены напротив шкафа, – мы пока тобой, милочка, займемся, – повернувшись к Елене, сказала баба Дуся.

– Ноги пошире теперь раздвинь, – продолжала хозяйка дома, – больно будет – кричи, не стесняйся. Взяв лоскуты, старушка обмакнула их в вонючую воду ванночки, немного помяла и стала доставать по одному, прикладывая к влагалищу Елены.

– Скоро защиплет, – предупредила старушка, склонилась над влагалищем и стала, что-то нашептывая, вытирать да промакивать вонючими позеленевшими лоскутами порванную кожу.