Кир ведет плечами и косится в мою сторону, улыбается правым уголком губ и странно хмыкает.

– Что будешь делать, если увидишь змею?

Вопрос, который ставит в тупик. Или в замешательство.

– Стоять смирно и без резких движений уходить от нее. Так бабушка говорила, - вспоминаю ее слова и резко захотелось поехать в деревню и искупаться в холодной речной воде.

– Твоя бабушка молодец.

– Да не особо. Мы как-то пошли с ней в лес и, собирая чернику, наткнулись на змею. Она как заорет! За руку меня дернула и побежали мы из от этого черничника через валежник.

Кирилл начинает громко смеяться, успокоиться никак не может, даже машина хвостом вилять начинает.

– Это очень смешно, Зой. Почему она так сделала? – хрипло спрашивает. Мне по коже острыми ноготками проводят, и она приятно покрывается мурашками.

– Сказала: «Какие они, суки, страшные».

И снова смех.

Который резко прерывается его пронзительным взглядом в мою сторону. Я забываю дышать. Да в машине воздух куда-то делся, словно мы весь его истратили. Вот-вот задыхаться начнем от нехватки кислорода.

Его взгляд пляшет то на дорогу, то на меня, а я, как сувенирный магнит, приклеилась к нему, что не отлепить. И страшно, и, черт, в животе щекочет что-то странное, но до колючек приятное.

Не сознаться в таком.

– Зой? – спрашивает низко.

Его грудная клетка высоко поднимается, отчего кажется, что Кир и правда задыхается. У самой так же. Под ребрами громко бьется сердце. Я боюсь до слез, что он одним своим дурацким поступком может его разбить.

– Я поцеловать тебя хочу.

Ой, мамочки.

Смотрю в его глаза, в которых такая решимость, что он не спрашивает, он констатирует факт.

Кирилл. Меня. Будет. Целовать.

Он включает поворотник. Кажется, правый. Я начинаю путать стороны. Паника заполняет меня от пальчиков на ногах до макушки, как бульоном каким-то.

Стыдно признаться, очень стыдно, но я целовалась только два раза в жизни. Первый с соседским мальчиком, когда приезжала к матери на каникула после академии. Второй с актером театра. Пара свиданий и поцелуй у дома. Было противно и мокро.

– Кир, я … – не знаю, что сказать.

Мне хочется этого безумно. Но я так боюсь, что он все поймет и начнет смеяться. Или шутки свои отпускать.

Я же не умею целоваться.

– Разрешишь за руль сесть? Тогда целуй!

Леманн остановился в нескольких сантиметрах от моих губ. Его горячее дыхание приятно греет мою кожу, маленькие волоски вибрируют и щекочут. А я все-таки жду, что он скажет какую-нибудь пошлость и наклонится за поцелуем.

Я просто закрою глаза. Пусть сам все делает. В конце концов, он хочет меня поцеловать, а не целоваться.

– Ты хочешь сесть за руль моей машины? – четко выделяет каждое слово.

Киваю. Медленно так, с опаской. Пора списать все на шутку и засмеяться в конце концов.

Кир вгрызается взглядом в мое лицо, изучает его так пристально, каждую пору, каждую ресничку, клеточки губ. В горле становится сухо до першения и боли. Он так на меня действует, что не могу представить, что может ждать после того, как Кир коснется и… поцелует.

– Хорошо, Зоя.

Нехотя отстраняется, но сохраняет со мной зрительный контакт. Пора ликовать, но рано. Дрожь поселяется в пальцах рук и бежит вверх по телу.

Я же не умею водить. Мозг, очевидно забыл эту маленькую, но пипец какую важную деталь. Черт, и не сознаться уже. Будет выглядеть совсем по-бредовому.

Мы меняемся местами. Кир подозрительно косится на меня. Все-таки чувствует, что я нифига ничего не умею. Ни целоваться, ни водить.

Мне остается лишь глупо улыбаться. Вот это я умею.

– Руль перед тобой, Зоя. Круглый, – посылаю ядовитую улыбку. Это я тоже, блин, умею.