– Милая, – произнес он нарочито мягко, и этот слащавый тон не обещал мне ничего хорошего. – Может, найдешь Кристину Леонидовну, узнаешь, не нужна ли ей какая помощь?

– Пап, – пропищала я полевым мышонком. Ну точно, не видать мне было школьных будней как своих ушей!

– Давай-давай, Ась, – лишь отмахнулся от меня отец. – А мы пока с Володей еще раз все по-хорошему обмозгуем.

Судорожно придумывая аргументы в свою защиту, я только и успела, что покачать головой.

– И правда, Асенька, – поддержал отца Владимир Геннадьевич. – У нас на кухне возле окна все еще елочка стоит. Девчонки ее нынче вместо игрушек конфетами украсили. Лепота! Сходи, выбери себе самую вкусную.

– Мне не пять лет! – Насупившись, я сунула ладони под мышки, но не сдвинулась с места.

– Ася, за языком следи! – рыкнул отец.

– Простите! – Щеки ощутимо запылали.

Хамить не входило в мои планы, но и молчаливо наблюдать, как мои надежды в очередной раз разлетаются на тысячу осколков и мечты бесследно растворяются в воздухе, я не могла.

– Можно, я останусь? – Я несмело взглянула на Владимира Геннадьевича из-под длинных полупрозрачных ресниц.

– Дай нам пять минут, ладно?

Идти на медведя с голыми руками было делом заведомо проигрышным, а тут на меня ополчились сразу двое. Поджав губы, я поднялась, посмотрела на отца и бросила взгляд на его приятеля. Забавно: взрослые дядьки, но оба вжались в диван как трýсы!

Продолжать стоять здесь истуканом было весьма глупо, а потому я покорно поплелась прочь. У закрытых дверей гостиной замерла буквально на миг. Уже схватилась за ручку, но тут обернулась и зачем-то выпалила:

– Я не ем сладкое.

А потом, хлопнув дверью, вылетела в коридор и с размаху напоролась на что-то мягкое, а точнее, на кого-то.

– Ауч! Больно же! – тут же раздался писклявый девичий голосок, и в нос ударил аромат лаванды и мяты.

– Кто здесь? – испуганно прошептала я.

Сердце пропустило удар, следом – второй, а глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

– Обязательно было дверь так резко открывать? – внаглую проигнорировав мой вопрос, запричитала девчонка. – Теперь шишка будет!

– Подслушивать меньше нужно. – Судьба чужого лба интересовала меня постольку-поскольку, а вот сохранность моей маленькой тайны теперь вызывала сомнения. – У вас что, лампочка перегорела? Почему так темно?

– Сейчас! – фыркнула незнакомка и щелкнула выключателем. – И вовсе я не подслушивала! Больно надо!

– Ну-ну! – хмыкнула я, заметив перед собой невысокую забавную девчушку с прической, как у домовенка Кузи, и огромными глазищами цвета кофейной гущи.

– Я Варя, – представилась она, потирая ушибленный лоб.

– Варя? Ну, это в корне меняет дело. – Я усмехнулась, вспомнив известную всем присказку про любопытную Варвару.

– Ой, вот только не надо, ладно? – Словно прочитав мои мысли, коротышка закатила глаза. – Не имею привычки совать нос в чужие дела!

– Верится с трудом. – Прикусив нижнюю губу, я продолжила разглядывать свою нечаянную знакомую.

Одетая в безразмерную футболку явно с мужского плеча и фиолетовые в белый горох бриджи, Варя неловко переступала с ноги на ногу и, изучая меня в ответ, накручивала на указательный палец прядь длинных, слегка вьющихся волос. Ее женственные формы и в то же время смешные тапочки с кроличьими ушами, пухлые губки и по-детски наивный взгляд, идеальный маникюр и фенечки из бисера на запястье рисовали в моем сознании весьма несуразный образ – вроде и милый, но чудно́й какой-то.

– Ты дочь Владимира Геннадьевича?

Я не горела желанием общаться с Варей, но хотела понять, какую опасность представлял для меня ее любопытный нос. Эта пигалица с беспорядком на голове однозначно училась в школе своего отца, а потому запросто могла стать для меня источником проблем. Интересно, в каком она классе?