Играла музыка. Песни, хорошо знакомые мне и узнаваемые даже по нескольким нотам: «Я тебя нарисовал», «Фаина», «Дым сигарет с ментолом», но ни одного благодарного слушателя при этом не было.

– Значит, будет! – я пожала плечами и села на первый ряд. Достала телефон, рассчитывая поиграть в какую-нибудь игру, но почти сразу принялась подпевать: сначала тихо, а затем разошлась и вытягивала ноты так, как если бы вдруг оказалась в лесу, а попросту – принялась орать.

Продолжалось это недолго, не больше трех песен я прогорланила в собственное удовольствие, как вдруг небольшая дверь в глубине сцены, на которую и внимание не сразу обратишь, открылась, и оттуда выглянул мужчина. Выглянул он как раз на словах: «И я не горю желанием лезть в чужой монастырь»2, и я тут же поперхнулась, враз передумав рассказывать миру, что он прогнется под нас.

И не сказать, что я так уж плохо пела – в детстве даже ходила на хор в рамках обучения в Школе искусств, но всю нашу семейную жизнь Вовка морщился, стоило мне запеть. А муж мой вообще-то вокалом серьезно занимался, толк в хорошем голосе знал, и мне довольно скоро стало при нем даже неудобно под нос мурлыкнуть, не то что в полный голос завести рулады, и стеснение мое быстро распространилось на других людей.

Несколько секунд мы с мужчиной рассматривали друг друга. Я испуганно (вдруг выгонят), а он с ожиданием. Чего он может от меня ждать, даже представить не могла, но отчего-то решила, что денег.

– На входе написано: бесплатно! – прокричала я. Мужчина нахмурился и вдруг закрыл дверь, скрываясь за ней. Я вконец растерялась, не понимая, можно ли мне остаться, или мужчину за стенкой раздражает мое пение. Но не успела определиться, как он вернулся с пультом и выключил музыку.

– Ну вот, – расстроилась я. – Неужели действительно настолько все было плохо?

В полутемном пустом клубе звуки разносились далеко. И мужчина, который направлялся ко мне, вопрос расслышал.

– Вы о чем? Что плохо?

– Я тут подпевала… Или вы не слышали? – я очень надеялась на положительный ответ, к тому же чем ближе мужчина подходил, тем яснее становилось, что он ненамного старше меня, а значит, смущения было еще больше.

– Я слышал, – он задумчиво провел рукой по голове, взлохмачивая довольно длинные волосы. Стрижка выглядела небрежной, да и чистоты волосам явно не хватало. – Но плохо это совершенно точно не было.

– Спасибо, – я улыбнулась, не зная, что еще сказать, и встала с кресла. Не боялась, нет, но задерживаться не собиралась. Хоть мы и были совсем одни, этот мужчина страха не вызывал: немногим выше меня, субтильный, лохматый и небритый. Единственное, что он мог вызвать, – приступ материнского инстинкта.

Мы неловко потоптались, но едва я открыла рот, чтобы попрощаться, мужчина протянул руку.

– Витя. То есть Виктор.

Я хмыкнула – вот уж точно, Витя подходит больше. Но руку в ответ протянула.

– Лиля.

– Очень приятно, – у глаз Виктора расплелась сеть морщинок, и мне показалось, что он вполне может быть старше того возраста, который я определила в самом начале. – Сюда нечасто заходят отдыхающие.

Я пожала плечами.

– Так никто об этом месте не знает. Нам при заселении не говорили, что здесь есть клуб.

«Да мы бы и не пришли» – не стала добавлять я. Аньку в такое место не удалось бы заманить даже под страхом уничтожения всего ее гардероба. К подобию сельских клубов она испытывала ненависть еще со школы, причем причина неприязни тщательно скрывалась даже от меня.

– Я поговорю с администрацией, – Виктор пригладил волосы. – Но у нас специфичный взрослый контингент и высокая конкуренция – рядом модные клубешники.