– Вмазать бы щас! – Кот явно был не в настроении.

– Да что случилось? Что за повод с утра пораньше? – Разволновалась я не на шутку.

– Весна. – Вздохнул кот, выражая свое недовольство. – Несправедливая она.

– Вот тебе раз! – удивилась я. – Ты же сам ее хвалил.

– Хвалил. А теперь разочаровался. Друга моего, ночного червячка не заметила. А он такой маленький, такой невзрачный. Кстати, его Иванычем кличут. – Квасик выразительно посмотрел на меня.

– Ну, Иванычем, так Иванычем. – Поддакнула я, не желая расстраивать кота пуще прежнего.

– Иваныч, конечно, счастлив, что наступило тепло и всё кругом ожило. – продолжил кот, как будто не замечая меня.

– Он радуется приходу весны и звездам, что ярко светят на ночном небе. Но я! Мне как быть? – в отчаянии Квасик бил себя лапой в грудь.

– А с тобой что не так? – не могла я понять терзания кота.

– Как ты не понимаешь? Он маленький. Блёклый. Я же раздавить его могу.

Увы, ничем я не могла помочь ни Квасику, ни тем более какому-то червяку, которого и в глаза-то не видела.

Весь день Квасик пролежал на диване, то и дело грустно вздыхая. К вечеру все же отправился на прогулку.

Наверное, прекрасная весна услышала Квасика, потому что на следующее утро его было не узнать. Во лбу у него горел яркий фонарик.

– Вот, знакомься! – Гордо произнес Квасик, мотая головой.

– Иваныч. – Услышала я едва различимый, доносящийся из воздуха звук.

– А весна все-таки хороша! – довольно проурчал Квасик. – Подарила, шельма, Иванычу крохотный голубой фонарик!

– Пусть, – говорит, – он зажигает его каждый вечер и светит всю ночь. Пусть этот фонарик горит, как яркая звёздочка над крышами домов и напоминает всем о том, что счастье никогда не меркнет. Даже в самую тёмную ночь.

– Ну, как тут не выпить?

Ловец снов

Всю ночь Квасик ворочался с боку на бок, не давая мне толком уснуть.

– Надо же такому присниться! – ворчал он утром в помятые усы.

– И чему же там надо было присниться? – съехидничала я, злясь на Квасика за бессонную ночь.

Почесав за ухом, Квасик тяжело вздохнул:

– Да приснилось мне, будто друган мой закадычный, Петруха, меня на день рождения не пригласил.

– Ну, это, конечно, повод самому не спать и мне не давать. – я попыталась сделать обиженный вид. Но коту явно было не до меня. Всеми своими мыслями, да что там, всем существом он был все еще во сне.

– Нет, ты только подумай! Петруха, значит, кошек этих облезлых позвал, а меня, своего лучшего друга – нет! – не унимался кот, утирая скользящие по морде слезы.

– Быть такого не может! – возмущался он. – Дай, думаю, сам приду. Друг же, как никак. – распыляясь в сердцах, Квасик осмотрел свои лапы. – И пошел.

– Ну?

– Что, ну? – передразнил меня Квасик. – Перепрыгивая через овраг, наступил на осколок. Да так неудачно наступил, что лапу поранил.

Еще внимательнее осмотрев и облизав свои лапы, он продолжил:

– Алкаши проклятые! Сижу, кровища хлещет. Вот бы, думаю, спиртовой компресс приложить. У тебя, кстати, спирта, ну, или там, водки, случайно нет?

– Нет, Квасик, нет у меня ни спирта, ни водки. – злясь на выдумки проказника, ответила я и развернулась, чтобы уйти.

– Ты куда? А как же сон? – окликнул он меня. – Так, вот, значит. На чем я остановился? Ах, да. Кровища. Хорошо, подорожник увидел. Приклеил его к лапе. Иду, хромаю. А там, в подвале, эти кошки драные гуляют.

Квасик на минуту задумался:

– Вот сама посуди: как я к ним с подорожником зайду? Засмеют! – на этих словах его слезы потекли пуще прежнего.

– Но ведь ничего не случилось! – возмутилась я выдумке сорванца.

– И хорошо, что не случилось! Не дай, Бог, сон в лапу. – важно вышагивая из кухни, Квасик поднял хвост трубой: