– До завтра, – прощается Томмазо.

– Хорошего вечера, синьор Белли, – Исабель слегка кивает и выходит из комнаты.

Выйдя из кухни, она видит Линду, развалившуюся на диване с иллюстрированной книгой о Надире Афонзу, португальском архитекторе и абстракционисте, с творчеством которого она познакомилась, живя в Лиссабоне.

– Пока, Иса, хорошо тебе отдохнуть сегодня вечером, – подмигивает она и улыбается.

– До завтра, дорогая, – отвечает Исабель.

Вдруг Линда приподнимается на локтях.

– Иса, не забудь принести масло бессмертника, которое помогло мне от мигрени.

Головная боль тогда прошла, но вот уже два дня, как опять ни с того ни с сего вернулась. Может, она слишком много читает – вечно эти чертовы учебники по грамматике. Нужно будет сказать об этом Томмазо – а то он считает, что она недостаточно усердно занимается.

– Разумеется. До завтра!

– До завтра, – отвечает ей Линда.

Исабель заходит в служебный туалет, снимает передник и смотрит в зеркало: лицо у нее усталое. До прихода Мануэла нужно будет подкраситься и подобрать подходящее платье, чтобы выглядить презентабельно – хотя он не придает этим вещам особого значения, она ему нравится такой, какая есть.

Когда Исабель уходит, Томмазо подсаживается на диван к Линде и нежно целует ее в затылок.

– Наконец-то мы одни, любимая… Ну, как тебе книга?

– Я ее сегодня купила, – отвечает она, все еще погруженная в чтение. – Я просто влюбилась в Афонзу. К тому же я стараюсь освоить специальные искусствоведческие термины… хотя пока мне это дается с трудом.

Она кладет книгу на подушку и прижимается к Томмазо.

– А у тебя как дела? Трудный был день? Как работа?

– Суета, как обычно, но в целом нормально. Не жалуюсь, – он морщит лоб. – А ты? Как твой португальский?

– Ну, скажем так, примерной ученицей меня не назовешь, терпеть не могу учительницу, но вроде бы все получается, – она умолкает и нежно смотрит на Томмазо. – Ты мной гордишься? У меня уже получается неплохо писать. И вполне приличные слова… – слегка обиженно заканчивает она.

– Я и не сомневался. Поставить тебе пятерку в дневник? – подтрунивает Томмазо. – Кроме шуток, письмо – это самое сложное. У меня тоже поначалу плохо получалось… – добавляет он, поглаживая ее по спине.

Похоже, на этом разговор пока исчерпан, и Томмазо берет в руки пульт, чтобы включить телевизор.

– Посмотрим какой-нибудь фильм? – спрашивает он Линду, щелкая спутниковые каналы.

Повисает долгая тишина.

«Что это еще за вопрос?» – думает Линда.

Конечно же, нет! Они не занимались любовью уже больше недели, а он собрался смотреть телевизор. Даже после того ужина с португальцами и немцами, под предлогом того, что вернулись домой поздно, они решили отложить это занятие до лучших времен и просто заснули рядом, даже не обнявшись. Может, это и нормально по прошествии времени, но Линде это не нравится. Она заметила, что в последнее время Томмазо порой избегает ее взгляда. Не то чтобы он стал уделять ей меньше внимания; но бывает, несмотря на ласки и поцелуи, Линда замечает, что мысли его заняты другим и он где-то далеко, куда ей вход заказан. Ей хочется поговорить с ним об этом, но она не знает, с чего начать. Пока это только ее ощущения, и она боится, что, произнеся эти мысли вслух, они превратятся в реальность. К тому же, сегодня вечером у Томмазо и впрямь усталый вид, и ей не хочется доставлять ему лишнее беспокойство. И это вовсе не оправдание, говорит она сама себе: рано или поздно это нужно обсудить, ей не нравится держать все в себе. Хотя, возможно, это временное явление и скоро пройдет. Не стоит портить из-за этого вечер.