– Заблудилась.

– Можно ваши документы?

– Конечно.

Из наскоро собранной сумки достаю паспорт и права.

– Пожалуйста, – просовываю в щель и продолжаю тараторить: – Телефон оставила дома, такая растяпа. Мы к родственникам едем, я поворот перепутала. Еще и приболела, видимо. Муж говорил, что не стоит ехать, а я все равно рванула в ночь.

– Вам требуется помощь?

– Я в порядке, – вру, прикрывая пылающую щеку. Плотнее запахиваю слишком легкое для начала ноября пальто, под которым только ночная сорочка.

– Это ваш ребенок? – хмурится полицейский и переводит взгляд с моих документов на заднее сиденье внедорожника, где жалобно всхлипывает пятилетний Лука.

– Да!.. Это мой сын, капитан, – снова отчасти вру.

– Я свяжусь с вашим мужем, Татьяна Романовна.

– Не-ет! – меня охватывает слепой ужас. – Не стоит его беспокоить. Мы без пяти минут в разводе. Я… назову вам номер. Позвоните, пожалуйста, этому человеку. Он должен мне помочь.

– Конечно. Говорите, – извлекает мобильный из нагрудного кармана.

По памяти называю цифры, молясь, чтобы Расул не сменил номер. Потом – как в тумане.

Капитан разговаривает с абонентом. Называет мои данные. Что-то рассказывает, а затем проталкивает телефон мне.

Дрожащей рукой принимаю его.

– Здравствуй, Таня, – слышу в трубке ровный, отбрасывающий меня в воспоминания голос. Цепляюсь за него, как за последнюю надежду, разбираю на атомы, пытаясь выхватить хоть каплю неравнодушия, но тщетно. Увы. С тех пор как Расул покинул Дубай, не было ни звонков, ни встреч. Ни единого намека, что случившийся между нами роман хоть что-нибудь для него значил.

Хаджаев всегда был таким.

Он не обманывал, не брал меня силой. Он ничего не обещал. Я все сама придумала. Наивная.

– Кажется, ты что-то хотела?

– Да… прости, – сбивчиво перебираю мысли в голове. – Мне нужна помощь. Надо срочно скрыться от мужа. Пожалуйста.

– Что это за ребенок? – перебивает. – Твой?

– Да… Нет, – шепчу, посматривая в сторону полицейского. – Лука он… сын Германа.

– То есть ты сбежала от одного из лучших в Москве адвокатов, прихватив чужого ребенка, и просишь у меня, чтобы я как-то в этом поучаствовал? – без энтузиазма спрашивает он.

– Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь.

– Тогда я не знал, что ты так изобретательна, Таня.

– По-жа-луй-ста, Расул! – давлю интонацией, зажмуриваясь от страха, режущего сердце на лоскуты. – Пожалуйста…

– Кажется, это за вами, – кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.

Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.

Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над местом водителя, на крыше, установлен проблесковый маячок.

– Серьезный человек этот ваш знакомый, – почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.

– Это точно, – шепчу, разворачиваясь к своей машине. – Тот еще зануда.

Проверив, что за мной никто не идет, достаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства неадекватного поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж, и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. «Случайно» опять же.