Один, два, три, четыре, пять…

Кажется, получается.

– Извините, – откашливаюсь и чересчур вежливо произношу. – Но мы никуда больше не поедем. Не сейчас. У моего сына повышенная температура и кашель. Он кое-как перенес дорогу сюда. К тому же сейчас обед, а мы еще не завтракали.

Сглаживаю неловкость слабой улыбкой.

На удивление Рашид молчит, но в черных глазах – лютая злость. Густые брови соединяются в одну линию, а губы становятся тонкими.

– Хорошо, Татьяна. Я провожу вас в дом, а когда привезут лекарства, принесу, – говорит Буба и выбирается из машины.

Подхватываю сына на руки. Рашид уступает. По дорожке, вымощенной фигурной плиткой, иду к крыльцу.

– Мамочка, мы будем здесь жить? – шепчет Лука, обнимая мою шею.

С опаской осматривает большой дом.

– Какое-то время, малыш.

– Мне здесь нравится…

– Я очень рада.

Сегодня в доме вкусно пахнет выпечкой. Желудок превращается в крепкий узел и молит о пощаде.

– Я хочу есть, – слышу от сына.

Ушам своим не верю. Чтобы найти его аппетит, мы обошли все столичные больницы, а, оказывается, надо было просто приехать сюда и пропустить завтрак.

– Сейчас, мой хороший.

Оглядываюсь на закрытую дверь. Не знаю, как должно быть правильно. Мне нужно купить продукты и приготовить самой?..

В дверном проеме появляется женщина. На вид ей около пятидесяти. У нее черные волосы, забранные под серый платок, и стройная фигура, хоть и едва различимая в свободном длинном платье.

– Здравствуйте, – снова пытаюсь быть вежливой. – Таня.

– Доброго дня, – она хмурится. – Я Марьям. Проходите на кухню, как будете готовы. Время обедать.

– Спасибо, – выдыхаю с облегчением.

Мы моем руки в прилегающей к кухне ванной комнате и садимся за стол. Я впитываю в себя все мельчайшие детали. Красивую разноцветную посуду, кухонные фасады из темного дерева и большое окно, из которого так же, как и из нашего, видно внутренний двор. Здесь по-домашнему уютно и очень чисто.

Лука ведет себя настороженно.

– Я приготовила похлебку, – сообщает Марьям ровным голосом.

– Что такое похлебка, мамочка?

– Так называют суп, малыш, – отвечаю на автомате.

– Я люблю суп, – он с энтузиазмом кивает и складывает руки на столе.

Я улыбаюсь и замечаю, что Марьям наблюдает за Лукой с интересом. У нее ведь тоже внук подрастает. Она вообще думает об этом?

Пока мама Расула накрывает на стол, я снова борюсь с мыслями – надо ли мне ей помогать, или в чужом доме это будет выглядеть неприлично?

Движения женщины неожиданно завораживают. Плавные, четкие и выверенные. Мягкие, как облачко. Она практически не поднимает глаз, при этом в каждом ее жесте – доброжелательность и внимание.

Я снова отправляюсь в воспоминания.

…Республика сменяется на жаркий Дубай.

В кабинете, в который я захожу с подносом, прохладно и свежо, а за панорамными окнами город плавится от жары.

– Твой кофе, – улыбаюсь.

Расул отстраняется от компьютера и растирает глаза.

– Спасибо. Иди ко мне, – просит.

Он обхватывает мою ладонь и тянет на себя. Я не сопротивляюсь. Смеюсь. Перекидываю ногу и устраиваюсь сверху. За то, что кто-то войдет, не переживаю. Амир со Златой сегодня в рабочей поездке, а у всех остальных обеденный перерыв. Да и к младшему Хаджаеву редко кто-то заходит кроме меня, у него репутация самодура.

«Он и есть самодур», – улыбаюсь про себя.

А я сошла с ума.

– Ты забыла банковскую карту у меня в спальне, – кивает он на стол.

Обернувшись, легко пожимаю плечами и поправляю воротник его белоснежной рубашки.

– А, точно! Забыла! – отпускаю смешок.

– Возьми сейчас.

– Я не буду, – отвечаю уже серьезно. – Про сумки я ведь пошутила. Мне не надо ничего. Мне хорошо платит Амир, я могу позволить себе дорогие вещи, но не очень их люблю. И я привыкла сама себя обеспечивать.