– Я и не планировала…

На лестнице появляется заспанный Лука в майке и трусах. Не обращая внимания на Расула, быстро топает по ступеням и, преодолев гостиную, врезается мне в ноги.

Прячется.

– Ну ты чего? – смеюсь, поглаживая тонкие волосы. – Это Расул. Он наш друг.

Хаджаев на мое признание никак не реагирует. Внимательно за нами наблюдает. Я снова задаюсь вопросом, есть ли у них с Мадиной сын или дочка? А может, уже двое? В интернете об этом ничего нет.

– Пить хочу, – жалобно просит Лука.

Посадив сына на свой стул, иду к чайнику. Затылок и спину тут же, будто под анестезией, подмораживает.

Сын жадно пьет воду, обхватив руками прозрачный стакан, затем ставит его на стол и смачно вытирает рот.  Пристально смотрит на Расула. Изучает. А тот не отводит глаз от Луки. Коротко ему кивает. Мол, чего тебе?

– А ты добрый друг? Или злой? – совсем по-взрослому интересуется мой пятилетний сын.

– Никогда не спрашивай такого у незнакомцев, – строгим голосом отвечает Расул.

Без особого энтузиазма, но и негрубо. Нормально.

– Почему?

– Потому что ты можешь поверить, а тебя обманут…

– Почему? – повторяет Лука.

– Потому что люди часто говорят друг другу неправду…

– Почему?

Моего лица касается чуть растерянный взгляд карих глаз. Прячу улыбку за волосами, опуская голову. К такому жизнь тебя не готовила, Расул Хаджаев?

– Ты знаешь, где находится твое сердце?

Лука кивает и прикладывает ладошку к груди.

– Теперь просто посмотри и подумай. Хороший я или плохой. Если хороший, сердцу будет тепло, если плохой – оно будет мерзнуть.

Сын замирает. Морщится. Вздыхает тяжело.

Убирает ладонь и снова прикладывает к майке.

– Так, давай-ка спать, – решаю закончить их эксперимент, пока Лука чего-нибудь не ляпнул, как все дети умеют.

– Мое сердце сказало, что ты добрый, – последнее, что произносит он, уже шлепая наверх, в спальню.

Расул тоже поднимается. Подхватывает пиджак и надевает его, поочередно поправляя манжеты белоснежной рубашки. После этого убирает мобильный в карман брюк и смотрит в сторону лестницы. Кивает, словно решаясь.

– Хороший у тебя парень, Тань.

– Спасибо, – расплываюсь в улыбке.

Расул тоже грустно усмехается.

– Только имя дурацкое, – добавляет тихо. – Я уехал. Как что-нибудь придумаю, вернусь.

В Москве я всегда хочу только одного – поскорее вернуться в республику. Не знаю, с чем именно это связано, но мне здесь… душно. Скучно и пресно, будто посолить забыли. Увы, даже в столичных ресторанах – невкусно.

Я люблю свою родину. Горжусь ей безмерно. Патриот, твою мать. Мне нравится, как солнце встает на рассвете, а пики гор прячутся за облаками.

Выхожу из полпредства и, подняв воротник пальто, тут же заворачиваю за угол. Ветер резким порывом бьет по лицу так, что дыхание приходится задерживать. Улыбаюсь. Странно, но море вдруг напоминает.

Уверенно пересекаю заставленную припаркованными машинами проезжую часть и, нырнув в арку, дергаю на себя дверь. В нос ударяет запах ванили.

– Здравствуйте, Расул Рашидович! – кричит девчонка из-за барной стойки.

– Привет, Агуша.

Направляюсь к проходу между столиками и, преодолев несколько метров, бью друга по плечу.

– Привет, бродяга…

– Ух! Какие люди!.. – с иронией отвечает Ренат, лениво поднимаясь с места. – Сам советник главы республики пожаловал!

Крепко обнявшись, обмениваемся бодрым рукопожатием. И еще раз на эмоциях коротко обнимаемся.

– Все растешь? – спрашиваю, кивая на внушительный бицепс.

– Как и ты…

– Я-то всегда был большим, – подмигиваю с долей иронии.

Он смеется и качает головой. Не злится теперь. Детство кончилось.

С Аскеровым мы еще в нулевых посещали в Махачкале секцию спортивной борьбы. Несмотря на астенический тип телосложения, Ренат рос настоящим бойцом и правильным, верным товарищем. Правда, выигрывал мало. После школы с отцом переехал в Москву, и мы ненадолго потерялись.