– Ты что это о себе думаешь?
Кишор замолчал, озираясь по сторонам. Я подумала, что, возможно, он голоден, раз пристает к мышонку, да и сама тоже была не прочь подкрепиться – сходить с ума, так хоть сытой. Я достала последнюю булочку с маслом из рюкзака и разделила ее на три части.
– А я тебя угостить хотела! Даже не знаю, как теперь поступить, – поддразнивала я Кишора, а он смотрел исподлобья. Протягивая ему кусочек булочки, спросила: – Мышонка зачем мучаешь? Тебе еды мало?
Кишор посмотрел с презрением, притворно упал на траву, закатил глаза и высунул кончик языка. Вот артист!
– Зачем мне есть его? Он же дурачок! – Сказал Кишор, вставая. – Но он мне должен.
– Что это он должен? – удивленно спросила я, глядя на мышонка, который еще крепче прижался к моим ногам. Его тельце дрожало, но не от страха – он смеялся. Вот же проказник! Что здесь вообще происходит?
– Не твое дело. Ты даже мое имя запомнить не в состоянии, – Кишор вальяжно потянулся.
– Ты что, пуп земли? – спросила я.
– Я лучше! Не видишь дальше своего носа. Странная ты.
– Интересно, что в тебе такого удивительного, кроме того, что я тебя слышу?
– Хм, удивительно уже то, что я вообще разрешил тебе со мной говорить. – Кишор скосил глаза на мой рюкзак и заметил: – А что это у тебя капает?
Я подняла рюкзак мизинцем, удерживая булочку другой рукой. На боку появилось огромное мокрое пятно. Заглянула внутрь и увидела, что бутылка опустела. Только этого не хватало! Наверное, она лопнула, когда рюкзак врезался в дерево. Теперь, когда я осталась без воды, почувствовала жажду. Со вздохом посмотрела на булочку.
Кишор воспользовался моим замешательством и подскочил, протягивая лапу к мышонку. Я машинально дернула ногу, опасаясь когтей и зубов, но быстро поставила ее обратно, защищая мышонка. Кот врезался в ногу лбом и, моргая, отступил. Последний кусочек еды валялся грязный на земле. Отлично!
Стоя в густом лесу, среди говорящих зверей, с пустым рюкзаком и почти разряженным телефоном, я собиралась сурово отчитать агрессора, но что-то почувствовала. Что-то такое же странное, как все, что происходило. Нахмурив брови, я больно укусила себя за губу. Вздрогнула от осознания – я понимаю хинди. Не только понимаю, но и говорю так, будто выросла в Индии. Кажется, лес все-таки свел меня с ума.
Вдруг Кишор напрягся и попятился к кусту. Мышонок осторожно вылез из убежища, принюхался и засеменил к недавнему врагу без опаски, как будто и не прятался вовсе, а враг даже не обратил на него внимания. Происходило что-то более значимое.
Лесные тени
Звук нарастал. Сначала появилось шуршание. Оно возникало то справа, то слева, а иногда сразу с двух сторон. Кишор и мышонок притаились под кустом, прижимаясь друг к другу. Я растерялась, но вскоре решила идти дальше, пока еще оставалась такая возможность.
Достала телефон и посмотрела на экран – семь процентов. Остановись, телефончик! Казалось, заряд тает даже от моего взгляда. Никогда мой
телефон не разряжался так быстро. Я двинулась в путь – надо было добраться до хижины, пока не отключился навигатор.
Опушка сменилась пролеском. Среди холмов гулял ветер, разнося навязчивый шепот, и я не могла понять: мне это кажется – или все происходит на самом деле.
Выйдя из зарослей, я оказалась на небольшой полянке, заросшей травой. Маленькие сиреневые цветы, облюбованные пчелами, колыхались на ветру. За широкой сосной журчал ручей. Он несся сверху, петляя среди гор, шлифуя камни и разбрызгивая влагу. Я отдышалась и умылась, но пить из него не рискнула. В кармане что-то зашевелилось. Телефон! Когда он разряжался окончательно, в последнюю секунду всегда вибрировал на прощание. Значит, телефон сел. Я тоже села, больно ударившись о камень. Как я теперь найду дорогу? В груди холодело сильнее, чем перед экзаменом по математике.