Прерывая мысли Давида, кто-то позвонил в домофон. Гости в его доме появлялись нечасто, так что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, откуда идёт звук. Чуть припадая на одну ногу, он дошёл до двери. Ткнул пальцем в специальную сенсорную панель, выводя на экран изображение.

— Люба?

— Давид! Я уж думала, зря приехала, но до тебя ж не дозвониться! Открывай.

— Шестой этаж.

— Да знаю я, — отмахнулась его бывшая. Ну да, от конторских, тем более от неё, адрес было не скрыть. А учитывая, что с ним пытались связаться… Хм. В общем, немудрено, что она примчалась.

— Ну привет.

— Привет! — как всегда энергичная, Люба коротко его приобняла и по-хозяйски чмокнула в щёку. Они давно не виделись, за это время она как будто бы похудела, подстриглась и, кажется, всё ж начала потихоньку сдавать… А может, просто устала. В их возрасте стоит чуть недоспать — и всё, результат налицо.

— А это что? — Давид не сразу обратил внимание на пакет, который с собой принесла гостья.

— Подарок.

— Я пропустил какой-то праздник?

— Ага. Новоселье. Мог бы и позвать по старой дружбе. Хвастайся!

Чудно. Выходит, Любка пришла посмотреть на его холостяцкую берлогу? Любопытство заело? Или что?

— Ну, неплохо, слушай! И твой диван здорово вписался.

Диван — это, пожалуй, единственная вещь, доставшаяся ему при разводе. Не то чтобы Давид претендовал на что-то другое, нет. Он уходил, как истинный джентльмен. В чём был, что называется. Оставив нажитое добро жене и детям, и, кажется, ни о чём не жалел. А теперь вот почему-то вспомнил. И мелькнула гаденькая мысль, что по сути ведь это Любка захотела развода. А платить за него пришлось почему-то ему.

— Кофе будешь? Или сразу чего покрепче?

— Нет. Я за день столько нахлебалась, что теперь тахикардия.

— Это ты зря. Себя надо беречь.

Давид полагал, что Любка как всегда беспечно взмахнет рукой, а она как-то так затаилась, о чем-то своем думая. И кивнула:

— Да. Ты прав. Очень надо. Все слишком шатко.

— Ты о чём-то конкретном сейчас?

— Что?

— У тебя какие-то проблемы?

— Да нет. Может, у тебя сок есть?

Она любила яблочный. Такой, знаете, с мякотью, банки с которым украшали пустые полки в советских магазинах. Они могли развестись, прожив вместе полжизни, могли месяцами потом не общаться (не из-за обиды, нет, её между ними не было, а из-за чудовищной нехватки времени), но то, что они узнали друг о друге за эти годы, было не вытравить из головы. Оно там намертво въелось.

— Нет. Я ж его не пью, а гостей, ты прости, я не ждал.

— Я пыталась тебя предупредить. Только кое-кто не брал трубку.

— Замотался. Так что всё-таки случилось?

— Нет, ну вы только на него посмотрите? Мне что, нужен какой-то повод, чтобы к тебе прийти?

— Обычно — да, — улыбнулся Давид, протягивая бывшей жене высокий стакан. — В прошлый раз, кажется, Ритка чуть не завалила сессию. А до этого мы встречались, чтобы перемыть кости Лилькиному жениху.

— Они, кстати, расстались.

— Вот как?

— А Лилька тебе, что, не говорила?

Давид нахмурился. Развел руками.

— Попыталась.

— А, так до тебя даже твоя любимица не дозвонилась?

— О, да брось. Нет у меня никаких любимиц.

— Это ты Ритке расскажи.

Ну ладно. Может быть, он соврал… И нет, он не любил старшую дочь сильнее, скорее тут дело было в том, что она ему была ближе. По темпераменту, по характеру, по взгляду на жизнь. И от того, что между ними с Лилькой было это безмолвное взаимопонимание, младшей Рите казалось, что он её любит меньше. Давид приложил массу усилий, чтобы она изменила своё мнение. Усилий, которые, в конечном счёте, не дали никакого ожидаемого результата. За исключением того, что Лилька выросла ужасно избалованной и убеждённой в том, что все ей что-то должны.