В 1808 году отец Стефан подает необычное прошение: он просит Высочайшего разрешения носить полученный крест на Георгиевской ленте «в воздаяние [того, что] во время сражения с Турками 19-го числа июня прошлаго 1807 года <…> я равномерно по всем силам своим старался возбуждать и поощрять людей к мужеству и поражению неприятеля». Видимо, указание на боевой характер награды для него оказывается гораздо важнее, чем сам факт признания заслуг.

Просьба была удовлетворена. Адмирал Павел Чичагов в письме к князю Александру Голицыну 3 февраля 1808 года отметил: «Известный Архимандрит Вукотич просил о дозволении носить на Георгиевской ленте Всемилостивейше пожалованный ему в прошлом 1807-м году за военный подвиг крест, камнями осыпанный. Я имел щастие докладывать о сем Его Величеству и Государь Император Высочайше указать соизволил дать Архимандриту Вукотичу просимое им дозволение».

Как пишет Исакова, помимо воинской службы у архимандрита были и другие задачи: «Особое положение и особые обязанности, возлагаемые на нового обер-иеромонаха» проясняются из рапорта вице-адмирала Д.Н. Сенявина П.В. Чичагову: «Сверх сей должности я предполагаю употребить его по разным делам с духовными особами, имеющими сильное влияние на жителей здешнего края. Для чего он должен будет жить на берегу, иметь квартиру и содержание, приличное званию его, а иногда и особливые издержки для угощения тех особ, с коими будет иметь дело». Учитывая особое положение и особые расходы отца Стефана, по Высочайшему повелению ему было назначено повышенное жалованье в 30 венецианских червонцев (или 2109 рублей 60 коп. в год) и порционов вдвое больше обыкновенных священников.

Хотя при взятии крепости на о. Корчула не было умопомрачительного штурма 6-метровых стен, как при Измаиле, из описания видно, что сражение было достаточно жарким. Можно обратить внимание и на то, что бой описан так, словно русские и черногорцы давным-давно участвовали в совместных учениях.

Вообще же, благодаря успешному взаимодействию русского правительства с сербами и черногорцами, продвижение войск под командованием генерала Михельсона в самом начале войны (Далмация, ноябрь-декабрь 1806 года) прошло на удивление легко. Этому способствовало и уже ослабшее на тот момент османское влияние в крае. Крепость Бока-ди-Каторо была отнята у австрийцев без единого выстрела. При виде Российского флага тысячи черногорцев спустились с близлежащих гор, и капитану Г.Г. Белли понадобилось лишь слегка возвысить голос, чтобы за предоставленные в ультимативном порядке четверть часа австрийский флаг на крепости был спущен.

После взятия русскими войсками крепости Бока-ди-Катаро Вукотич вернулся на родину. 8 июля 1807 года он получил от вице-адмирала Сенявина инструкцию: «…узнавши на месте о положении Бока де Каттаро, будучи окруженного двумя неприятелями, меня уведомить, и впредь не оставлять Вашими известиями о сем крае, а равно и о положении Далмации и расположении тамошних народов. <…> Я уверен, что Ваше Преподобие ничего не упустите, что бы могло послужить на пользу службы и к благосостоянию обитателей». В 1808 году Вукотич передал графу Румянцеву подробный отчет о событиях и положении в Черногории.

Многие родственники и потомки архимандрита Стефана также служили России. Например, Иоанн Вукотич при Екатерине II обучался в шляхетском кадетском корпусе. Его дочь Елена Иоанновна вышла замуж за Александра Гавриловича Нациевского, впоследствии участника Бородинского сражения и взятия Парижа, генерал-лейтенанта (кавалера орденов: св. Георгия 4-й ст., Владимира 3-й ст. и 4-й ст. с бантом, Анны 1-й ст. и оружия с надписью «За храбрость»). В наши дни их потомок Олег Дмитриевич Нациевский – генерал-майор полиции. В 2000 году Вукотичи собирались в Черногории. На встречу приехали 600 родственников.