[68].

Примерно так объясняли народовольцу Воротникову местные крестьяне доморощенную «политическую программу». А по поводу пункта 3., мужики в один голос утверждали.

– Иван Никанорыч, все хлопоты, как рукой сымет! Не раз спробовано!

Народоволец Воротников отошел от политической программы партии народовольцев, посвятив жизнь служению народу – леча сопливых крестьянских ребятишек, разрешая от бремени деревенских баб и прикладывая деревянные дощечки к переломам рук бородатых и матюгающихся мужиков.

– Надо же так! Ковал кобылу на кузне! Как вдарила! Хорошо хошь не в грудь! Ух и язва!

После фиксирования кисти руки, поврежденной при ковке копыт савраски, крестьянин подпадал при решении насущных проблем под пункт 3 «кодекса деревни Чаловки». Но на этот раз он пил не со своим или чужим сватом, а с «фельшером». Иван Никанорыч, человек интеллигентный, не мог выставить за дверь говорливого посетителя с бутылкой мутной самогонки. Выпив ради приличия глоток подозрительного зелья, он терпеливо выслушивал петиции назойливого пациента, бесконечно сочувственно вздыхая и произнося.

– Ох батюшки! Неужто на самом деле досточтимый Сидор Филимонович!

Мужики же, польщенные обществом «фельшера», бахвалились после редких посещений «приятельскими отношениями» с Иван Никанорычем.

На самом деле Иван Никанорович имел в деревне две родственные души. Одной из них была его хозяйка Марфа-целительница. Они жили под одной крышей уже почти двадцать лет. Их отношения были лишены какой-либо подоплеки и являлись чисто пуританскими. Хотя в деревне какая-то зловредная бабенка пускала сплетни, о якобы «сожительствующих фельшере и знахарке Марфе», но все эти домыслы не имели под собой никакой основы. Марфа-целительница, женщина строгих правил, имела в селе незапятнанную репутацию.

Будучи еще молодой девицей, влюбилась Марфа в парня из соседней деревни. Дело шло к свадьбе. Но видно не судьба. Незадолго до свадьбы, дело было поздней осенью, парень напоролся на не залегшего медведя-шатуна. Марфа, узнав о смерти своего суженого, дала себе слово на всю жизнь остаться верной девой. Слово она сдержала. Живши одна, пристрастилась к врачеванию, где от деревенских бабок-знахарок, где сама, она изучила всю зеленую аптеку Саян. Леча страждущих, славы не искала. Она сама нашла ее. После того, как у нее поселился Иван Никанорович, ведавший «по науке» название болезней и методы их излечения, появился у Марфы и оппонент и соратник в одном лице. Дополняя друг друга, они превратили маленький домишко Марфы в деревенскую аптеку. По стенам висели пучки различных целебных трав, на полках стояли кульки с порошками, бутылочки со снадобьями, отчего в доме царил особенный, неповторимый аромат. Много целебных трав знала Марья-целительница, от знаменитого маральего корня, широко применяемого еще сибирскими шаманами, до гриба чаги, используемого в народной медицине Сибири с XVI века, при лечении злокачественных опухолей и при желудочных заболеваниях.

Захар Ашпуров тоже ведал многие травки, но с Марьей-целительницей ему было конечно не тягаться. Но и доставшейся ему ролью доморощенного лекаря, Захар был вполне доволен, потребляя зимой целебные капли настойки золотого корня.

Во время короткого разговора Захар скосил глаз в корзинку Марфы-целительницы. Иван Никанорович и знахарка пришли с той стороны, где находилось заветное местечко Захара. Среди пучков целебных трав, находящихся в корзинке лучшей знахарки во всей округе, золотого корня не было. Его ни с чем не спутаешь. Да и пахнет он свежесобранный так приятно розовым маслом. Значит не знает Марфа то место, успокоил себя Захар.