Порой меня раздражала ее правильность. Но я не высказывала своего мнения: глупо терять подругу только из-за того, что она бредит высшим образованием.

Мама тоже ни о чем, кроме института, не говорила. «Институт, институт, институт!» – сыпалось на меня отовсюду, но я выключала аппараты и слушала музыку сфер. К тому же там, в монастыре, меня ждала совершенно новая жизнь, без назойливых маминых нотаций и дедова ворчания: «Лучше пусть нормальной профессии обучится – швеи или фасовщицы, в конце концов, на работу пойдет, делом займется. Какая ей математика и физика, говорить-то понятно не умеет». Обычно после этих слов мама плакала, а дед со словами «вот дурак, вечно влезу куда не надо» уезжал на дачу.

Я не спорила – у каждого свои мечты о моем будущем. Еще год-два – я соберу необходимые вещи в сумку, возьму пару кусков хлеба и отправлюсь в путь. В пятом классе мы с мамой ездили в Пюхтенский монастырь, молиться за мое излечение, именно там я и решила обязательно стать монахиней. Жить монахом в миру – глупо, для этого есть монастыри, туда я и отправлюсь.

Впрочем, тогда я еще мыслила более простыми образами: храм, источник, пшеничное поле и красивые, очень худенькие девушки в длинных черных одеждах. Позже я узнала про клобук и подрясник. Я очень хорошо бы смотрелась в такой же одежде, на коленях у иконы Богородицы, с глазами полными слез. А он бы стоял неподалеку и тоже плакал, потому что несколько лет назад похоронил жену и приехал к нам в монастырь выпросить прощение за то, что не сумел сохранить счастье. В мечтах я позволяла ему быть немного некрасивым и рассеянным. Пусть он потеряет, например, кошелек с деньгами или документы и робко спросит у меня: «Вы, случайно, не видели вора или кошелек, который я обронил?» А я просто посмотрю в его глаза, и он поймет, что настоящая любовь еще впереди, не стоит переживать из-за жены, ведь она уже умерла и наверняка обманывала его, потому что не была монахиней и часто летала на самолетах. Мне было нисколько не жаль ту, выдуманную женщину, обреченную мной на гибель в авиакатастрофе, сама виновата – не надо было выходить замуж за чужого мужчину.

Одиннадцатый класс, такой сложный по представлениям моей мамы, я закончила практически без троек. Скорее всего, моей заслуги в том не было – учителя, по-своему проявив сострадание к бедной глухой девочке, чуть завысили оценки и отпустили меня на волю с хорошим аттестатом. «Без труда не вытянешь и рыбку из пруда» – это было не обо мне. Училась я мало и неохотно, больше мечтала и строила планы на будущее, читала книги о любви и принцах на белом коне. Зачем тратить время на пустяки, когда впереди меня ждет абсолютно беззаботная и счастливая жизнь: мой будущий муж прямо из монастыря привезет меня в огромную квартиру на Крестовском острове или в Старой деревне, и мы там будем каждый день пить кофе со сливками и смотреть интересные фильмы про любовь.

Единственное, что меня пугало, – будущие роды. Не имея никакого представления о близости между мужчиной и женщиной, я в семнадцать лет больше всего боялась родов. Мама любила рассказывать о том, как все радовались моему появлению на свет, как отец привез в роддом огромный букет белых хризантем, а медсестры ругались, требовали немедленно убрать цветы из палаты, чтобы не занести стафилококк и всякие другие инфекции, как меня завернули в одеяло и повезли домой. И каждый раз на глазах ее появлялись слезы, а руки начинали дрожать. Не было в ее истории счастья, я это чувствовала, но объяснить не могла. Знала одно: рожать плохо и страшно.