За маской силы. Что на самом деле чувствуют мужчины Феликс Рид

Когда я стою рядом с переживающими трудности отцами и сыновьями, меня часто охватывает чувство узнавания. Все мужчины – сыновья, и, знают они об этом или нет, большинство сыновей верны. Для меня мой отец представлял собой запутанную смесь жестокости и пафоса. Будучи мальчиком, я впитал в своего героя темную, рваную пустоту, которая преследовала меня почти тридцать лет. Как и другие отцы поступали со своими сыновьями, мой отец – через взгляд в глаза, тон голоса, качество прикосновений – передал мне депрессию, о которой не подозревал, так же уверенно, как его отец передал ее ему – цепь боли, связывающую родителей с детьми через поколения, токсичное наследие.

Оглядываясь назад, я понимаю, что, помимо прочих причин, я стал психотерапевтом, чтобы развить навыки, необходимые для исцеления собственного отца, – исцеления хотя бы настолько, чтобы он смог поговорить со мной. Мне нужно было узнать о его жизни, чтобы понять его жестокость и умерить свою ненависть к нему. Поначалу я делал это неосознанно, не из большой любви к нему, а из инстинкта самосохранения. Я хотел, чтобы наследие прекратилось.

Можно было бы подумать, что в своей работе я проявляю особую чувствительность к проблемам депрессии у мужчин, но поначалу я этого не делал. Несмотря на с таким трудом приобретенные личные знания, прошли годы, прежде чем я нашла в себе смелость предложить своим пациентам пройти тот же путь, что прошла я. Я не была готова, ни по образованию, ни по опыту, проникнуть так глубоко во внутреннюю боль мужчины – чтобы удержать его и противостоять ему там. Столкнувшись со скрытой хрупкостью мужчин, я, как и большинство терапевтов – да, впрочем, и большинство людей в нашей культуре, – негласно училась защищать их. Меня также учили, что депрессия – это преимущественно женское заболевание, что уровень депрессии среди женщин в два-четыре раза выше, чем среди мужчин. Когда я только начинал свою клиническую практику, я верил в простоту таких цифр, но двадцать лет работы с мужчинами и их семьями привели меня к мысли, что реальная история этого расстройства гораздо сложнее.

В нашем обществе существует ужасный сговор, культурное сокрытие депрессии у мужчин.

Одна из ироний мужской депрессии заключается в том, что те самые силы, которые способствуют ее возникновению, не дают нам ее увидеть. Мужчины не должны быть уязвимыми. Боль – это то, над чем мы должны возвышаться. Тот, кого она свалила, скорее всего, будет считать себя позорным, как и его семья, друзья и даже специалисты в области психического здоровья. И все же я считаю, что именно эта тайная боль лежит в основе многих трудностей в жизни мужчин. Скрытая депрессия приводит к ряду проблем, которые мы считаем типично мужскими: физические заболевания, злоупотребление алкоголем и наркотиками, домашнее насилие, неудачи в интимной жизни, самосаботаж в карьере.

Мы склонны не признавать депрессию у мужчин, потому что само расстройство воспринимается как нечто не мужественное. Депрессия для многих несет на себе двойное пятно – клеймо психического заболевания и клеймо "женской" эмоциональности. Те, кто состоит в отношениях с депрессивным мужчиной, сами часто оказываются перед болезненной дилеммой. Они могут либо противостоять его состоянию – что может еще больше опозорить его, – либо сговориться с ним о его минимизации, что не дает никакой надежды на облегчение. Депрессия у мужчин – состояние, переживаемое одновременно как стыд и позор, – в значительной степени остается непризнанной как самими страдающими мужчинами, так и теми, кто их окружает. И все же влияние этого скрытого состояния огромно.

По оценкам, ежегодно одиннадцать миллионов человек страдают от депрессии. Совокупный эффект от потери производительности и медицинских расходов из-за депрессии обходится Соединенным Штатам в 47 миллиардов долларов в год – наравне с сердечно-сосудистыми заболеваниями. И все же это заболевание в большинстве случаев остается недиагностированным. От 60 до 80 процентов людей с депрессией никогда не обращаются за помощью. Молчание о депрессии тем более душераздирающе, что ее лечение имеет высокий процент успеха. По современным оценкам, при сочетании психотерапии и медикаментов от 80 до 90 процентов пациентов с депрессией могут получить облегчение – если они попросят об этом. Моя работа с мужчинами и их семьями показала мне, что наряду с нежеланием признавать депрессию мы также часто не можем выявить это расстройство, поскольку у мужчин депрессия проявляется иначе, чем у женщин.

Мало что в жизни мужчин и женщин кажется более несхожим, чем то, как мы обращаемся со своими чувствами. Почему депрессия, расстройство чувств – на языке психиатров, аффективное расстройство – должна рассматриваться обоими полами одинаково, а большинство других эмоциональных проблем – нет? Хотя многие мужчины страдают от депрессии так же, как и женщины, есть еще больше мужчин, у которых депрессия проявляется менее известными способами, которые чаще всего не замечают и не понимают, но, тем не менее, наносят большой вред. Что это за особо мужские формы депрессии? Каковы их причины? Одинакова ли этиология расстройства для обоих полов? Думаю, что нет. Так же как мужчины и женщины часто по-разному выражают депрессию, их пути развития депрессии, по-видимому, также различны.

Традиционная гендерная социализация в нашей культуре требует от мальчиков и девочек "уменьшить себя наполовину". Девочкам разрешается сохранять эмоциональную выразительность и культивировать связь. Но им систематически препятствуют в полной мере развивать и реализовывать свое публичное, ассертивное "я" – свой "голос", как его часто называют. Мальчиков, напротив, всячески поощряют развивать свое публичное, ассертивное "я", но систематически отталкивают от полноценного проявления эмоциональной выразительности и навыков установления и оценки глубоких связей. На протяжении десятилетий феминистские исследователи и ученые подробно описывали степень принуждения, направленного против полноценного развития девочек, и порой разрушительные последствия потери их наиболее полного, аутентичного "я". Пришло время понять, как этот процесс происходит в жизни мальчиков и мужчин.

Современные исследования показывают, что склонность к депрессии – это, скорее всего, наследственное биологическое состояние. Любой мальчик или девочка, при правильном сочетании хромосом, будет иметь предрасположенность к этому заболеванию. Но в большинстве случаев одной биологической уязвимости недостаточно, чтобы привести к расстройству. Именно столкновение наследственной уязвимости с психологической травмой приводит к депрессии. И именно здесь в игру вступают вопросы пола. Традиционная социализация мальчиков и девочек вредит им обоим, причем каждому по-своему, дополняя друг друга. Девочки, а затем и женщины, склонны к интернализации боли. Они винят себя и втягивают беду в себя. Мальчики, а затем и мужчины, склонны к экстернализации боли; они чаще чувствуют себя жертвами других и выплескивают дистресс через действия. Госпитализированные психиатрические пациенты мужского пола значительно превосходят пациентов женского пола по количеству случаев насилия; женщины превосходят мужчин по количеству случаев членовредительства. В легкой и тяжелой формах экстернализация у мужчин и интернализация у женщин представляют собой тревожные тенденции обоих полов, подавляющие способность каждого из них к истинному родству. Интернализация боли у женщины, находящейся в депрессии, ослабляет ее и препятствует способности к прямому общению. Склонность депрессивного мужчины к выплескиванию боли часто не просто препятствует его способности к близости. Она может сделать его психологически опасным. Слишком часто раненный мальчик вырастает и становится раненным мужчиной, причиняя близким людям те самые страдания, которые он отказывается признавать в себе. Депрессия у мужчин, если с ней не бороться, имеет тенденцию передаваться по наследству. Так было со мной и моим отцом. И именно с такой ситуацией столкнулись Дэвид Инглс и его семья, когда мы впервые встретились.

"Итак, что получается, если скрестить юриста, дислексика и вирус?" Дэвид, сам юрист, опустился в свое привычное кресло в моем кабинете.

Его жена Элейн, тоже юрист в возрасте около сорока лет, и их семнадцатилетний сын Чад не проявляют никакого любопытства. Элейн опускает взгляд на несколько дюймов выше левого уха мужа. Не глядя на него, она просто говорит: "Нет, Дэвид". И мы все некоторое время сидим в задумчивом, неловком молчании. Дэвид приветливо смотрит на меня – высокий, пузатый мужчина средних лет, с открытым смуглым лицом и редеющими черными волосами. Элейн сидит напротив мужа, наклонив свое маленькое, мускулистое тело как можно дальше от него. Чад, бобовое зернышко в мешковатых штанах и футболке, надевает солнцезащитные очки Джона Леннона в проволочной оправе и поворачивает свой стул к стене.

"Сними очки", – говорит Дэвид Чаду, который не обращает на него внимания.

Пока Дэвид смотрит на Чада, Элейн в очередной раз сообщает мне, что Дэвид действительно хороший отец, участливый, заботливый.