По дороге он узнал, что уволен с работы, потому что пропустил две смены, трое суток не отвечал на звонки и сам на связь не выходил. Даже это не выбило Невструева из колеи.

«Ничего, – успокоил он себя, – в конце концов за эксперименты над людьми должны наверняка платить».

Искомый адрес оказался через дорогу от территории огромного клинического комплекса в центре Тель-Авива. Как объяснила Александру девушка в сестринском халатике, у которой он уточнял путь, в здании размещались частные врачи и организации, сотрудничающие с клиникой. От одного из пошарпанных корпусов больницы в современное здание вёл воздушный переход, что указывало на их неразрывную связь, как будто блестящий молодой человек протягивает руку своему плюгавому дедушке.

Компания Golden Key занимала верхний этаж здания целиком, что само по себе внушало уважение. Интерьер здесь был очень удачный – сочетание футуристического техно, прозрачных граней и живых растений. Больницей здесь не пахло, запах стоял скорее как в оранжерее.

Опасения Невструева, что его не пропустят, поскольку он всё-таки опоздал на десять минут, да ещё и пришёл вместо другого человека, не сбылись. Приветливая секретарша на ресепшен позвонила кому-то по внутреннему телефону и получила разрешение пропустить потенциального участника эксперимента, после чего выдала ему электронный планшет, в котором следовало заполнить анкету с незамысловатыми вопросами. На это ушло минут пять, после чего девушка объяснила, как найти нужный кабинет.

На табличке рядом с дверью значилось: «Стейси Копхилер, психолог».

Геве́рет[30] Копхилер на первый взгляд показалась недавней выпускницей университета. Распущенные по местной моде тёмно-каштановые волосы обрамляли худощавое лицо с неправильными, непропорциональными чертами: длинный, тонкий нос с заметной горбинкой, слишком большие глаза, слишком крупный рот. Она не была красавицей в обыкновенном смысле этого слова, но что-то в ней сразу завораживало. В том, как она посмотрела на него в первый раз, как приветливо улыбнулась и приподнялась, чтобы пожать руку, в каждой черте, в каждом жесте проглядывала её непритворная женственность. Она напоминала креолку, которая в любой момент готова пуститься в пляс с кастаньетами. В её одежде и аксессуарах также зримо присутствовал то ли испанский, то ли цыганский колорит.

По-русски Стейси говорила с лёгким акцентом, который свойственен людям, родившимся в Израиле или приехавшим сюда в детстве. При ближайшем рассмотрении Александр понял, что она старше, чем ему сначала почудилось. Возраст был заметен по выраженной носогубной складке и запавшим щекам, в её уверенном взгляде сквозил богатый жизненный опыт.

После того как они обменялись приветствиями и представились, психологиня предупредила, что кандидату следует быть откровенным, насколько это возможно, поскольку от этого зависит не только то, примут ли его в число испытуемых, но и подбор оптимальных условий для эксперимента, если его кандидатура будет одобрена. Конкурс, кстати, восемь с половиной человек на место. Стейси надела очки, которые ещё больше увеличили её глаза, и, заглядывая в монитор, принялась задавать уточняющие вопросы:

– А почему вы в пункте «семейное положение» ничего не выбрали? Забыли?

– Нет. Просто любое из предложенных определений в отношении меня было бы неверным. Я расстался с женой, но ещё не развёлся. По-моему, это не подходит ни под «женат», ни под «холост».

– Надеетесь сохранить семью?

– Надеюсь, что этого ни в коем случае не произойдёт.

– Я поняла. Но всё-таки отмечу «женат» – формально это пока так, – Стейси щелкнула мышкой.