– Корифан Кита. Они типа как братья, только неродные. Кирилл умный чувак и не ищет себе на жопу неприятностей, но если назреет конфликт, то Кирилл будет на той же стороне, на которой будет Кит. Они зовут себя «братвой», но по факту Кирилл просто кукла в руках кукловода. Как-то так.

– Ясно, – скупо откликается Ерке. – А почему вы тусуетесь здесь? – и оглядывается по сторонам. – У вас дома нет, что ли?

– Есть, – я передёргиваю плечами. – Мне не нравится мой дом. Там всё не по-домашнему. Стены давят, воздух душит, еда на вкус как собачье дерьмо. Жить не хочется.

Ерке молча поднимает на меня свой взгляд, и я будто бы узнаю в нём до боли знакомые нотки. Вот оно. Ага. Я почувствовала это ещё тогда, на эстакаде. Ерке такая же. Тоже ненавидит свой дом. Эта мысль страшно веселит меня. Я задорно хихикаю. Ерке снова хмурится.

– Что? – спрашивает та. Я трясу башкой, типа ничего, и двигаю в коридор. Слышу шаркающие шаги Ерке за спиной.

– Дай свой телефон, – говорю на ходу.

Ерке не сразу, но всё-таки протягивает мне заблокированную трубу. Я вбиваю цифры и пускаю звонок. Моя мобила вибрирует в кармане. Я сбрасываю вызов и бросаю Ерке телефон обратно.

– Аккуратней! – шипит та, но я пропускаю её замечание мимо ушей.

Когда мы доходим до спальни, я с разбегу плюхаюсь на матрас со спальным мешком сверху. Шквал пыли поднимается в воздух и зависает в пространстве, крохотные частицы переливаются в косых солнечных лучах, будто тысячи распылённых блёсток.

– Кайф, – блаженно выдыхаю я, распластавшись на матрасе. – Я вздремну чуток, лады?

– Ты собираешься спать днём?..

– Ага, – широко зеваю я, – мне пришлось потратить ночь, чтоб подкараулить тебя. Можешь тоже поспать, если хочешь.

– Я не буду спать здесь.

– Брюзга, – усмехаюсь я, подложив локоть себе под голову. Глаза слипаются сами собой. Меня так и тянет в сон. Я чувствую, как расслабляется каждая мышца, как только я прикрываю веки. – Сладеньких, – говорю я, но Ерке молчит. Да и чёрт с ней.

– Сладеньких, – говорит Стилаш, и действительно отворачивается к стене.

Я хочу сказать, что у неё есть выбор, а у меня его нет. Но это привело бы к спору о том, где начинается и где кончается выбор. Да и Стилаш сама предложила завалиться на местный матрас, который, судя по виду, со дня приобретения не стирали, не отбивали, да даже не застилали.

«‎Мда», – думаю я, глядя по сторонам, – «классно затусили», – и шаркаю по полу, рассматривая бетонные стены, на которых следы от краски из баллончиков смешиваются со следами от мелков, брызгами какого-то жира и царапинами.

Что я здесь делаю? Хочется знать. Но на этот вопрос может ответить только Стилаш, а Стилаш сейчас в лютом отрубе. Я даже с такого расстояния могу слышать её свистящее дыхание, которое с каждой секундой становится всё тише, свидетельствуя о плавном погружении в сон. И я бы рада её разбудить, так сказать, обломать кайф по полной, да только вот… не могу. Иногда так бывает. Может, я просто человек мягкотелый? Может, дофига вежливый. А может и то, и другое.

Так что я с удручающим смирением отодвигаю какую-то газетёнку, провожу ладонью вдоль стола, стряхивая пылюгу, и швартуюсь на деревянный край.

Для меня подобное времяпрепровождение не ново.

Когда отец был ещё жив, и я была помладше, тот часто заваливался подремать днём после ночной смены. Я брала все свои игрушки и забиралась на его кровать. Пока папаня спал, я молча играла в куклы у него в ногах. Иногда он начинал посапывать или кряхтеть, когда я слишком увлекалась своим выдуманным миром. Тогда я ненадолго замирала и молчаливо ждала, когда он снова притихнет. Прямо как сейчас.