Естественно, сообщать мне о своих перемещениях он не собирается.

В первый день я так сильно боялась, что он приедет и захочет повторить вчерашнее, что даже рада была.

На второй день начала переживать. Мало ли, может, случилось чего?

Хаджаев летчик… Разбился? Потерпел крушение в своем Бейруте? В первую очередь, конечно, о себе волновалась. Что со мной будет? Куда я пойду?

Нет, нет и нет. Судьба так жестоко со мной не поступит.

Потом сама себя ругала… Разве можно, думая о смерти человека, только себя жалеть, а не его? Успела даже пореветь, но «усопший» воскрес на странице Вадима Елисеева.

Живой и совершенно здоровый. Еще и улыбающийся.

Гад.

На третий день я наконец-то смирилась с тем, что Амир Хаджаев будет делать все, что ему заблагорассудится, и меня предупреждать не разбежится. Созвонилась с Айкой и Ирой, взяла часть накопленных денег и пошла в торговый центр.

Это был кайф! Клянусь!

Господи! Корыстолюбие ты включил в список семи смертных грехов, но какое же это счастье – иметь деньги и тратить их.

Если бы не звонок Рубена, то сегодняшний день стал бы самым лучшим за всю мою жизнь. Так я думаю до тех пор, пока не возвращаюсь в «Хилтон» и не застаю Хаджаева в гостиной.

– Где ты шляешься? – раздраженно произносит Амир.

Испуганно осматриваю татуировки на груди, серые, чуть мятые брюки, и заглядываю в черные глаза.

– В торговый центр ездила.

Опустив пакеты на пол, одергиваю новый сарафан из тонкого льна.

– Зачем? – лениво интересуется.

Прикурив, дагестанец выпускает дым изо рта и прищуривается.

– Мне нужно было купить вещи. Мои остались там… в апартаментах.

Амир морщится и снова затягивается.

– Надеюсь, мне не нужно тебе напоминать, чтобы ты исключила все контакты со своими… хм-м… коллегами?

– Да. Вернее, нет. Не нужно.

– То же самое касается твоего сутенера.

– Хорошо, – вздыхаю тяжело и потираю висок.

Только сейчас замечаю, что журнальный стол заставлен алкоголем, стаканами и ведерками для льда, будто с Амиром здесь была большая компания. Вот только металлическая чаша, наполненная водой, в картину не вписывается.

Амир провожает мой изучающий взгляд и щелкает пряжкой на ремне. Я на секунду прикрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.

К такому невозможно привыкнуть.

– Для начала помоешь мне ноги. Голая. Раздевайся.

Это что еще за новости?.. С места сдвинуться не могу.

– Вряд ли такая услуга есть у эскортниц, Амир, – замечаю тихо.

– У тебя – есть.

– Вряд ли, – еще тише шепчу. – Я не буду тебе прислуживать. Ты меня не заставишь.

Скептический взгляд черных глаз говорит мне об обратном.

– Конечно, будешь. Я тебя купил, – лениво произносит Хаджаев, делая еще одну затяжку. – Если я захочу – ты пить эту воду будешь.

Резко очерченные губы выпускают едкий дым, заполняя мои легкие воздухом с табачным привкусом. Горьким и… отвратительным. Этот запах навсегда останется для меня предвестником разочарования.

– Давай, Киса, – кивает он на чашу-тазик с водой.

Желание схватить со столика нож для колки льда такое сильное, что я отчаянно стискиваю пальцы и молюсь всем Богам, чтобы уберегли меня от греха.

В эту самую секунду я так люто ненавижу Амира, что мне хочется выйти на балкон люкса на двадцать пятом этаже и проораться на весь этот гребаный, наверняка привыкший к подобным извращениям Дубай.

Отвернувшись, остервенело дергаю пояс и скидываю сарафан на пол. Затем отправляю туда же крошечные белоснежные стринги.

Охлажденный воздух и, вообще, вся ситуация в целом заставляют тело дрожать. Опускаю чашу на пол и усаживаюсь рядом на колени. На Амира глаз не поднимаю, но чувствую, что он вот-вот прожжет дыру в моей макушке.