– Не хочу, не надо! Не надо, папочка!

Позади нас кто-то рассмеялся.

– Хорошенькое воспитание дают ей тетушки! – слышится поблизости язвительная реплика.

– Сиротка! Что поделаешь!.. Без матери всегда так, – говорит другой, уже знакомый мне голос.

Живо обернувшись, я вижу сухую старушку с черепаховым лорнетом у глаз.

Прежде чем Солнышко успевает остановить меня, я быстро вырываю свою руку из его руки, мелкими шажками подбегаю к старушке с лорнетом и, дерзко закинув голову, кричу ей в лицо:

– Неправда! Я не сиротка!.. У меня есть Солнышко, и тетя Лиза, и еще тети: Оля, Лина и Уляша. А у вас их нет!..

И мой голос звенит слезами.

Папа сконфужен. Он бросается к старушке с лорнетом и извиняется, расшаркиваясь перед ней.

– Лидюша, Лидюша, – испуганно шепчет он, – что с тобой?

– А потому, что она злючка! – громко и отчетливо говорю я, так что ехидная старушка с лорнетом, наверное, слышит мои слова.

Я еще хотела добавить что-то, но тут предо мной внезапно выросло светлое видение с белокурыми локонами.

– Прекрасный принц! Здесь! – широко раскрывая свои и без того огромные глаза, удивленно вскрикиваю я.

– Да, прекрасная принцесса!

И Вова Весманд, он же мальчик с ослом, с самым забавным видом расшаркивается предо мной и тут же прибавляет:

– Хочешь, я буду твоим кавалером?

– Вова! Вова! – кричит, пробегая мимо нас, рыженькая Лили. – Идем танцевать со мной.

Но уже поздно: мы взялись за руки и кружимся по зале – я с моим прекрасным принцем. Но – ах! – что это был за танец! Вероятно, нечто подобное пляшут дикие племена вокруг своих костров! Как ни болтала я ногами, как ни старалась попасть в такт музыки, ничего не выходило. Другие пары кружились, как бабочки, кругом нас, в то время как мы с Вовой бессмысленно топтались на одном месте, поминутно натыкаясь на них. Наконец, окончательно потеряв терпение, Вова остановился посреди залы, тряхнул своими длинными локонами и, топнув ногой, воскликнул:

– Нет! С тобой и шагу сделать нельзя… Лили! Лили! – позвал он. – Танцуй, пожалуйста, со мной. Моя дама слишком мала для меня. – Лили звонко рассмеялась и бросила на меня торжествующий взгляд.

Я готова была расплакаться от обиды и злости. С тоской поводила я глазами вокруг себя, ища Солнышко. Но Солнышко был занят разговором с высоким военным, и ему было не до меня. А музыка гремела, и пары кружились, не давая мне возможности пробраться к нему. Каждую минуту я рисковала быть опрокинутой на пол, сбитой с ног, ушибленной, по мятой. У меня уже начинала кружиться голова, ноги стали подкашиваться, перед глазами пошли красные круги, как вдруг я почувствовала чьи-то руки на своих плечах.

– Девочка, тебе дурно?

Передо мной стоял бледный худенький мальчик лет восьми, с высоким лбом и редкими, как пух, волосами. Умные серые глаза его с заботливым вниманием смотрели на меня.

– Я хочу к папе! – тяну я, капризно оттопыривая нижнюю губу.

– Я провожу тебя к нему, – говорит мальчик.

И, крепко схватившись за руки, мы пробираемся к тому месту, где папа разговаривает с высоким военным.

– Вот, Алексей Александрович, ваша дочка, – говорит мой спутник, подводя меня к папе.

– Спасибо, Коля! – отвечает Солнышко и тотчас же снова обращается к высокому военному, очевидно продолжая начатый разговор:

– Да, да, наши солдатики храбры, как львы… дерутся насмерть… Мне брат писал, что там очень рады перемирию… Вздохнут немного…

– А про Скобелева[3] пишет? – осведомляется военный.

– Как же! Брат состоит в его отряде…

– А вы не думаете, что и до вас дойдет очередь? – спрашивает высокий военный, обращаясь к моему папе. – Пожалуй, там недостаток в военных инженерах, и вас тоже призовут… – говорит военный.