Элегантно выставив «невесте» свой локоть, «жених» ведёт её к двери ЗАГСА. У входа приостанавливается и, склонившись к своей спутнице, смущённо шепчет:

– Тебя как звать-то? А то это… Чтоб не оконфузиться…

– Света, – тихо отвечает совсем ошалевшая «невеста».

К всеобщему нашему удивлению, не успели мы войти в помещение, как помпезно заиграл марш Мендельсона. Звонок Носача возымел действие. Перевязанная красной торжественной лентой девушка вышла навстречу и, взяв за руки «молодых», повела их к столу.

– Ну и зачем всё это?.. – выйдя из ЗАГСА и, растерянно рассматривая испорченный штампом паспорт, спрашивает Света. – Чтоб завтра прийти развестись?..

– Здесь мои друзья, они слово моё знают, – отвечал ей Кудин. – А слово моё такое: если схочешь, хочь завтра, хочь нынче пойдем разведёмся. А по своей воле не разведусь с тобой никогда! Вот тебе моя рука, как там ещё – сердце и прочие потроха… А теперь едем ко мне. Мамку обрадуем…

– Ну и где же ты отхватил себе такую дуру-то?! – первое, что воскликнула «обрадованная» мамка, когда Кудин ввёл под руку молодую жену.

– Дело сделано! – отрезал Кудин. – Доставай посуду, чего там ещё полагается – свадьбу будем играть!

– Совсем сказился… – шептала тётка Полина. Какая свадьба, когда, кромя борща и мочёных арбузов, на стол и поставить нечего.

– А сало?!

– Ну, сало ещё…

– А говоришь: «нечего»!..

Скоро мы уж звенели стопками, дружно орали: «Горько!», и Кудин делал безуспешные попытки поцеловать молодую жену, которая ловко уворачивалась от его поцелуев.

– Кудин, отпусти меня, пожалуйста, – наконец жалобно попросила она. – Я поеду домой… Там мамка с ума уж сходит…

– Мы поедем! – твёрдо сказал Кудин.

– И что я скажу мамке?..

– Скажешь, что ждала меня всю жизнь!

Мы проводили их до разъезда. Ждали ночного поезда. Накрапывал дождь, и от этого было не понятно, отчего у Светланы мокрые щёки. Наконец она хлюпнула носом и отвернулась. Кудин попытался её обнять, она передёрнула плечами.

пропел Кудин и поцеловал её в голову.

Она обернулась, обвела нас удивлённым взглядом и неожиданно ткнулась лицом в Кудинову грудь.

Вот и поезд. Не прощаясь, Кудин, подтянувшись на поручнях, легко взлетел в тамбур, опустил свою руку – она покорно протянула свою. Скоро колёса отстучали свою дробь, поезд исчез в ночи, и стало тихо, только где-то в хуторе хрипло перекрикивались ранние петухи.

Веселье окончилось. Домой возвращались молча. Отчего-то нам было очень жаль Кудина, но ещё больше мы жалели эту незнакомую до сего дня девушку Свету, и перед обоими мы чувствовали себя виноватыми.

– Завтра явится… – проворчал Жека, когда мы расходились с ним по домам. – Там его быстро наладят…

Я лишь прокряхтел, не найдя нужных слов.

На удивление всем, Кудин на другой день не приехал, не вернулся он и через неделю, и через месяц.

«Отбился Кудин от дома, пристал в зятья на станции Ольховой», – говорили о нём в хуторе. Но всё же в народе верно подмечено: «Как волка ни корми, от леса его не отвадишь». Уже через полгода начал он маяться и под предлогом: «Проведать мамку», стал по выходным заезжать в хутор. Нет-нет, как бы нечаянно, да и пройдётся мимо Натахиного двора. Наконец решился, живо вбежав по ступенькам, вошёл в дом.

– Здорово, тёть Васят! – окликнул Натахину мать, стоящую у плиты.

– Чего явился? – не оборачиваясь, отозвалась та.

– Соскучил… по тебе, тёть Васят. – Кудин по-хозяйски придвинул к себе табурет и, не дожидаясь приглашения, сел. – Проведать пришёл…

– Ну, проведал и давай дуй дальше! Вон те Бог и порог…