Михаил посмотрел на меня.

Я рассказал ему про свои видения или может сны, что это было, я так и не мог понять. Про то, что мне сказал смотрящий. Что я действительно мертв и отсюда мне не выбраться.

После рассказа Михаил закурил ещё одну сигарету.

– Я ведь тоже, – выдохнул он, – как только сюда попал, долго не мог смириться со всем этим. Я и бежать пытался. И ночами слонялся по кладбищу. И сны, вот как ты говоришь, тоже видел, – мужичок затянулся ещё раз, – с ума, думал, схожу.

Миша сделал небольшую паузу.

– Это надо просто принять, Андрюха, и всё. Ничего не поделаешь с этим. Теперь-то уж точно.

Спасибо вон Петровичу, – мужичок кивнул головой куда-то в сторону, – помог, так сказать, не сойти с ума, – и вновь посмотрел на меня.

– И я вот с того дня решил помогать новичкам. Как-то их отвлекать от этих дум, мыслей… Самим им сложно справится с этим, по себе знаю.

Михаил перевел взгляд на свою могилу.

– Вот вспоминаю себя в первые дни здесь, и как-то тошно становится, – он поднес руку с сигаретой к своему горлу.

– Надо просто взять и как-то принять, тот факт, что есть два мира, мир живых, тот, что за оградой, и наш мир. Который здесь. Который стал для нас последним. И «быть» дальше. А иначе с ума сойдёшь. Даже здесь.

Михаил поднялся с лавки.

– Кто-то же должен жить, да детей растить, а кто-то должен ждать у крестика. Любая ниша должна быть заполнена, Андрюха. Иначе дисбаланс в природе, – мужичок положил руку мне на плечо.

– И знаешь, что? Не забывай носить кепку, – улыбаясь, сказал он, – тебе ещё пожить надо, да сына вырастить.

И после этих слов ударил меня ладонью по лицу. Я отшатнулся.

Потом он ударил меня ещё раз и ещё.

Я пытался схватить Мишу за руки, но он был сильнее меня, и мне не удавалось их удержать.

Я что-то пытался ему сказать, возразить, но у меня получалось только мычать.

– Вроде очухивается, – я услышал приглушенный мужской голос.

Мне вновь прилетела пощечина.

– Принеси влажное полотенце! – крикнул опять тот же мужской голос, но уже более выразительно.

Я постепенно приходил в чувство.

По телу пробежал легкий ветерок, но холодно мне совсем не было.

Спустя пару минут я почувствовал приятную прохладу у себя на лбу.

– Вот, принесла, – сказала, запыхавшись, женщина.

– Сейчас очухается, – снова прозвучал мужской голос, – дачник тоже, блин.

Я мычал.

Сквозь еле-еле приоткрытые глаза проникал солнечный свет.

Затем я увидел отца, склонившегося надо мной, а рядом маму.

– Ну как? Нормально себя чувствуешь? – спросил папа.

Я был растерян.

– Нормально, – еле пробубнил я, – а что произошло?

– Ты копал грядку и упал в обморок. Словил солнечный удар, – сказал отец и помог мне подняться.

– Я сколько раз говорила надевать кепку! – помогая ему, рядом ворчала мама.

На земле, где я только что лежал, валялась лопата.

Чуть позже я разглядел место где мы находились. Это была наша дача. На соседнем участке, как и прежде, играли две девочки и их звонкие голоса разносились по двору.

Всё, как и каждый год.

Взяв меня под руки, родители завели меня в дом.

В моей голове всплывали какие-то оторванные куски воспоминаний про кладбище.

Что я умер.

Что какой-то мужичок там мне помогал, и звали его Мишей. И мне было 29 лет. Как фрагменты из плохо запомнившегося сна, они мутно возникали в моей памяти.

Родители положили меня на кровать.

– Я сейчас чаю сладкого сделаю, – сказала мама и убежала на кухню.

Я лежал и смотрел на отца.

– Хорошо, что мы с мамой рядом были, – сказал папа, а то так бы не дожил до своих шестнадцати лет, рас..п..здяй, – улыбаясь, выругался он.

– Пап, а вы с мамой не разводитесь? – негромко спросил я.