Михаил посмотрел на меня.
Я рассказал ему про свои видения или может сны, что это было, я так и не мог понять. Про то, что мне сказал смотрящий. Что я действительно мертв и отсюда мне не выбраться.
После рассказа Михаил закурил ещё одну сигарету.
– Я ведь тоже, – выдохнул он, – как только сюда попал, долго не мог смириться со всем этим. Я и бежать пытался. И ночами слонялся по кладбищу. И сны, вот как ты говоришь, тоже видел, – мужичок затянулся ещё раз, – с ума, думал, схожу.
Миша сделал небольшую паузу.
– Это надо просто принять, Андрюха, и всё. Ничего не поделаешь с этим. Теперь-то уж точно.
Спасибо вон Петровичу, – мужичок кивнул головой куда-то в сторону, – помог, так сказать, не сойти с ума, – и вновь посмотрел на меня.
– И я вот с того дня решил помогать новичкам. Как-то их отвлекать от этих дум, мыслей… Самим им сложно справится с этим, по себе знаю.
Михаил перевел взгляд на свою могилу.
– Вот вспоминаю себя в первые дни здесь, и как-то тошно становится, – он поднес руку с сигаретой к своему горлу.
– Надо просто взять и как-то принять, тот факт, что есть два мира, мир живых, тот, что за оградой, и наш мир. Который здесь. Который стал для нас последним. И «быть» дальше. А иначе с ума сойдёшь. Даже здесь.
Михаил поднялся с лавки.
– Кто-то же должен жить, да детей растить, а кто-то должен ждать у крестика. Любая ниша должна быть заполнена, Андрюха. Иначе дисбаланс в природе, – мужичок положил руку мне на плечо.
– И знаешь, что? Не забывай носить кепку, – улыбаясь, сказал он, – тебе ещё пожить надо, да сына вырастить.
И после этих слов ударил меня ладонью по лицу. Я отшатнулся.
Потом он ударил меня ещё раз и ещё.
Я пытался схватить Мишу за руки, но он был сильнее меня, и мне не удавалось их удержать.
Я что-то пытался ему сказать, возразить, но у меня получалось только мычать.
– Вроде очухивается, – я услышал приглушенный мужской голос.
Мне вновь прилетела пощечина.
– Принеси влажное полотенце! – крикнул опять тот же мужской голос, но уже более выразительно.
Я постепенно приходил в чувство.
По телу пробежал легкий ветерок, но холодно мне совсем не было.
Спустя пару минут я почувствовал приятную прохладу у себя на лбу.
– Вот, принесла, – сказала, запыхавшись, женщина.
– Сейчас очухается, – снова прозвучал мужской голос, – дачник тоже, блин.
Я мычал.
Сквозь еле-еле приоткрытые глаза проникал солнечный свет.
Затем я увидел отца, склонившегося надо мной, а рядом маму.
– Ну как? Нормально себя чувствуешь? – спросил папа.
Я был растерян.
– Нормально, – еле пробубнил я, – а что произошло?
– Ты копал грядку и упал в обморок. Словил солнечный удар, – сказал отец и помог мне подняться.
– Я сколько раз говорила надевать кепку! – помогая ему, рядом ворчала мама.
На земле, где я только что лежал, валялась лопата.
Чуть позже я разглядел место где мы находились. Это была наша дача. На соседнем участке, как и прежде, играли две девочки и их звонкие голоса разносились по двору.
Всё, как и каждый год.
Взяв меня под руки, родители завели меня в дом.
В моей голове всплывали какие-то оторванные куски воспоминаний про кладбище.
Что я умер.
Что какой-то мужичок там мне помогал, и звали его Мишей. И мне было 29 лет. Как фрагменты из плохо запомнившегося сна, они мутно возникали в моей памяти.
Родители положили меня на кровать.
– Я сейчас чаю сладкого сделаю, – сказала мама и убежала на кухню.
Я лежал и смотрел на отца.
– Хорошо, что мы с мамой рядом были, – сказал папа, а то так бы не дожил до своих шестнадцати лет, рас..п..здяй, – улыбаясь, выругался он.
– Пап, а вы с мамой не разводитесь? – негромко спросил я.