Вскоре в контору буквально вбежал всклокоченный врач, и сразу уединился с начальником колонии. За стеной забубнили голоса. Уткнувшийся в бумаги Семен буквально обратился в слух, неожиданно для себя почувствовав, что словно расплывается по всему зданию, находясь одновременно и здесь и там. Начальник и врач ожесточенно спорили:

– Да кто они такие? – визгливо возмущался врач.

– Твое какое дело? Тебе дали задание – вот и выполняй!

– А такое, что на них никакие наши методики не срабатывают! Их словно готовили к этому, ясно?

– Скажи уж проще, что облажался!

– Ты не понимаешь, ты точно не понимаешь, что здесь особый случай!

– Вот и расскажи об этом ей! Только – сам, меня в это дело не впутывай.

– Вот и расскажу. Давай телефон!

«Ей? Кому это – ей?» – Семен напрягся, пытаясь услышать каждое слово.

Было слышно, как щелкнула снимаемая трубка, и вдруг навалилась такая тишина, что он даже затряс головой, не понимая, что происходит. Вот мимо идет Пахомыч с картонной папкой в руке, медленно, словно во сне…

Слух вернулся резко, да так, что зазвенело в ушах. За стеной продолжали бубнить голоса:

– Ну, и что она тебе сказала?

– Завтра с утра за ними приедут. Ее заинтересовал этот случай.

– Не завидую я им… Да и ладно, нам меньше проблем.

– Вот уж – точно. Пойду, на этого гляну, чтобы не сдох до завтра.

– Ну, ты и эскалоп! То есть, эскулап! Хе-хе!

В окне показался доктор, направляющийся в сторону барака. Вид у него был снова вполне довольный собой и жизнью. Семен вздрогнул – он совсем забыл, что сегодня была его очередь идти на гипноз. И «забыть», прикинувшись дураком, не получится – притащат, да еще и по ребрам попутно наваляют.

Остаток дня он провел, как на иголках и, освободившись, сразу побежал в барак. Его друг лежал одетым прямо на одеяле и тупо смотрел в потолок. Казалось, он пребывал где-то в других, далеких отсюда мирах.

– Держись! – прошептал Семен, на мгновение стиснув ему запястье.

И ему показалось, что веки Ивана дрогнули ему в ответ.

Полный дурных предчувствий, Семен отправился через сгустившиеся осенние сумерки к домику врача, чувствуя, как ноги просто отказываются идти в нужную сторону. Взойдя на крыльцо он тяжело вздохнул и решительно толкнул дверь.

– А Иткин! – как ни в чем не бывало произнес врач, отрывая голову от раскрытой медицинской карты, – Проходи, присаживайся. Что расскажешь?

– О себе? – уточнил Семен, – О своем прошлом?

– Да, не стесняйся! Рассказывай.

Ну, я родился… – история, рассказанная своими словами, иногда получается сильно не похожей на оригинал, и Семен искренне надеялся, что врач не распознает в его рассказе сюжет давешнего фильма про хитроумного мошенника.

Семен увлеченно рассказывал, жестикулируя для убедительности руками, врач согласно кивал головой, хотя улыбка на его лице была самая саркастическая.

– Ну что же, я рад, что ты встал на путь исправления. Теперь я верю, что из тебя получится порядочный гражданин. Можешь идти.

– Куда идти? – изумился Семен.

– Как это – куда? Кино крутить, естественно. Ты киномеханик или кто?

– Эээ… Ну, да… Спасибо на добром слове…

Семен выскочил на улицу, пытаясь перевести дух. Ну, и что это было? Добрый доктор решил сохранить подопытное животное для нового вивисектора? Ага-ага…

Если бы его спросили, как назывался фильм, который он крутил в клубе тем вечером, то Семен вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Пленка несколько раз рвалась, в зале свистели и обзывали его «сапожником». Один раз он даже перепутал части, и узнал об этом, лишь услышав возмущенные крики зрителей. Семену было все равно. Все его мысли занимали только два вопроса: «Как там Иван?» и «Что же делать?». Когда фильм закончился, и зрители вышли на улицу, обсуждая, не стоит ли набить киномеханику морду за такой показ, он быстро выключил свет, прошмыгнул в свою каморку в бараке и затаился.