Будто со стороны, он увидел, как его запихивают в кресло для гипноза и привязывают ремнями запястья к подлокотникам. Сверху опустился колпак, и мир рухнул во тьму.

Жжение, звон. Иван чувствовал, как его мозги шипят, словно свеженалитая газировка в стакане. Откуда-то издали, исподволь, стали накатывать видения: грязный подвал, неопрятная опустившаяся женщина спит, выронив пустую бутылку на пол. Чумазый пацан бежит, прижимая к груди украденную булку. Морщинистое лицо старого урки: «Ты еще не вор, ты просто баклан!» Подворотня, зажатый в руке нож…

«Это не я, это не мое детство!»

Смятая постель, черные локоны на подушке. За дверью слышен девичий визг и чей-то пьяный хохот. «Милый, ты еще придешь ко мне?»

«Неправда, все не так! Я вспомню, вспомню, что было со мной на самом деле!»

Отчаяние, бьющаяся со всех сторон в сознание чужая омерзительно – реальная жизнь.

«Сейчас, я уже почти вижу это…»

… бесконечно далекое бледно-голубое небо. Под спиной – сложенная пополам штормовка, позволяющая беспечно лежать на короткой выгоревшей траве. Рядом – излучина неширокой речки в обрывистых глинистых берегах. Вода журчит, нагоняя сон. Солнце скрылось за большим кучевым облаком, и можно просто лежать и смотреть, как ветер лениво гонит по небу белые кудряшки…

«Нагретый воздух над полями загустел,

Над выгнутым речным застывшим руслом.

Я вместе с облаком сейчас бы полетел

Среди лесов – болот равнины Среднерусской.

Свернусь клубком, на солнце, как усталый пес,

И растворюсь в лучах невидимого света.

Мне добрый голос задает вопрос,

Но я не знаю на него пока ответа».

Колпак отодвинулся, вместо него перед глазами появилось, качаясь, лицо врача:

– Ну, что, теперь все вспомнил, скокарь?

– Да пошел ты! – Ивану кажется, что он кричит, но на деле он лишь шевелит губами.

Лицо врача отодвигается, искаженное то ли злобой, то ли странно изгибающейся в глазах реальностью.

– Отнесите его в барак! Пусть до вечера там валяется, если раньше не сдохнет!

Как шумит в ушах… Звон становится сильнее и сильнее, словно вокруг стрекочут миллионы кузнечиков. Кузнечиков, на выжженном августовским солнцем поле… Рядом слышны голоса друзей, он уже накачали волейбольный мяч и готовы начать игру. Сейчас он встанет и присоединится к ним… Но вместо этого, он словно взлетает в белесое небо и видит оттуда далекий лес, извилистую серую ленту реки, веселую компанию и одиноко лежащую в стороне фигурку.

«Меня зовут, кричат на дальнем берегу.

Но этот крик в звенящей дымке тает.

А я уже подняться не могу,

Корнями в землю мягкую врастая.

К устам земли неласковой припав,

Уносит ветер искорки сознания.

И силуэт, лежащий между трав,

Теряет понемногу очертанья…»

Согнувшись над очередной расчетной ведомостью, Семен напряженно размышлял, поглядывая в окно. Происходило что-то явно выбивающееся из повседневной рутины. Сперва – дополнительные таблетки с утра, потом несколько раз заглядывавший в контору врач, от которого Семен загораживался, низко наклонив голову и чуть не пуская слюни с дебильным видом, а теперь этот палач-любитель стоит возле мастерской и таращится на извозившегося в грязище Ивана. Вскоре там что-то произошло, и Семен увидел, как его друг уныло тащится в сторону барака, а врач резво бежит в административную часть конторы, а оттуда – в сторону своей конуры. А вслед за ним туда же направляются два мордоворота. Все это ему крайне не понравилось. Вспомнилось, как пару недель назад Николай по прозвищу Очкарик вдруг стал задавать окружающим странные вопросы, а потом его принесли и бросили на койку в бараке, находящегося в странном забытьи, из которого он уже не вышел. Сердце Семена болезненно сжалось от плохого предчувствия, но что делать в этой ситуации он не знал. Оставалось только ждать.