И вот Мак остался в гримерке совсем один. Наедине со своей кружащейся головой и тошнотой, давящей на горло. Наедине со своей паникой и переживаниями, пришедшими невесть откуда. Наедине с самым настоящим человеческим страхом.

“Дальше точно буду я. Но когда, вашу мать?! Когда?! Ни хера не помню” – метался и кричал Макар у себя в голове.

На сцене происходила потасовка. Медведь гонялся за Волком, который, в свою очередь, гнался за Лисицей, пятясь ухватить ее за рыжий хвост. Из колонок играла быстрая и мелодичная музыка, которая придавала погоне забавный темп. Остальные звери разбежались по импровизированным кустам и пугливо наблюдали за происходящим со стороны.

“Когда? Когда же?” – казалось, что сейчас от этого вопроса зависит вся его никчемная жизнь.

Музыка понемногу стала утихать. Звери, гоняющиеся друг за другом по сцене, сбавили темп и стали вопросительно коситься в сторону гримерки.

“Пора!” – щелкнуло в голове у Мака.

Тяжелые, будто бы налитые свинцом ноги с трудом вытащили вожатого из-за кулис на сцену, а в глаза бросился яркий свет софитов. Зал был полон. К этому моменту многие из детей уже сползли со своих мест и расположились почти у самого края сцены. На задних рядах старшие пионеры стояли на лавках, чтобы наблюдать за действом во всей красе.

Десятки лиц. Сотни. Казалось, что даже тысячи…

А еще телефоны… Многие снимали происходящее на телефоны. Их мертвые и холодные механические объективы уставились на испуганную Мышь и с каждой секундой всё больше записывали на свою такую же мертвую цифровую память то молчание, которое Мак принес с собой в это действо. А Макар всё стоял и молчал. Испытывая неясный для себя ступор, он тупо наблюдал за зрителями, а они наблюдали за ним – словно за испуганной крысой в клетке в зоомагазине.

Тошнота давила всё сильнее. Голова кружилась всё отчетливее. Слова и мысли перемешались в голове. Он вдруг многое вспомнил. Эту картину он уже видел когда-то. Давно. Слишком давно для себя самого. Но всё же это было, и теперь он как будто вернулся в те времена.

Нет. Хуже. Сейчас…теперь всё значительно хуже. Это не те времена. И он сам – это не он. Не тот Мак Закрепин, не тот вожатый… Нет. Это другой Макар. Испорченный и сгнивший. Макар, от которого уже ничего не осталось. Однако сейчас его как будто оживили на мгновение, и он, словно ребенок, который только что явился в этот мир и увидел перед собой первый свет, пока еще не понимал, куда привела его только что начавшаяся для него жизнь.

Его взгляд вдруг выхватил в толпе Элину – она будто понимала, что с ним происходит. Выжидала. Надеялась на лучшее.

– А ты кто такой?! – разбудил Макара голос Лисицы, которая решила прервать неловкую паузу. – Мышь, что ли?

Мак вопросительно посмотрел на нее – чего она ждет? Чего хочет от бедной Мыши?

“Текст!” – взорвалось у Мака в голове сквозь звон в ушах.

– Да, я мышь! – громким, но совсем не своим голосом ответил Макар Лисице. – И вот…щас я…пока вы…они, в смысле, заняты, я…это место себе и заберу…

– Ну уж нет! – выкрикнули трое животных и все разом погнались за Макаром.

“Нужно бежать!” – понял Мак, предчувствуя надвигающуюся из недр желудка беду.

И он побежал…

Вожатый очнулся только после того, как закончил блевать в кустах.

Теперь, когда всё его тело, каждую его мышцу и клеточку выворачивало наизнанку, Макар с трудом мог адекватно соображать. Он точно понимал, что был в сознании и даже мог более-менее соображать, но окружающий его мир словно заволокло туманом. Казалось, что где-то вдалеке шумят дети и приглушенно играет музыка в клубе. Или не играет? Черт знает…