Здесь ещё пару слов нужно сказать о планировке – это уточнение пригодится нам для дальнейшего повествования. Залы для потенциально эвакуируемых от китайско-NАТОвских бомбёжек граждан соединялись меж собой короткими коридорчиками, по бокам которых располагались небольшие полусгнившие фелёнчатые двери – точь в точь, как в наших квартирах – а за дверями этими находились какие-то комнатушки, заваленые разным хламом: должно быть, кто-то из соседей пытался сделать себе здесь кладовки. Изначальное назначение этих комнатушек так и осталось для меня непонятным по сей день – могу лишь предположить, что в них проектировщики планировали сделать Персональные Бомбоубежища для совецких VIPов.
…Итак, мы спустились в подвал. Но не успели мы как следует осмотреть первый зал бомбоубежища, как услышали тяжёлый глухой удар: это подлец Славка, дождавшись, пока мы отойдём подальше, захлопнул за нами бронированую дверь! Мало того, что захлопнул – этот маленький зас**нец умудрился ещё и блокировать её снаружи, в результате чего мы оказались запертыми в бомбоубежище!
Сейчас, когда я стал совсем взрослым сорокалетним мальчиком, меня от этих воспоминаний начинает бить Кондратий: чёрт возьми!… Ведь мы могли там элементарно погибнуть! – о том, что мы полезли в старое бомбоубежище, никто из старших понятия не имел. Мы ведь сами об этом позаботились: дождались, пока спустятся сумерки, двор опустеет и никто не увидит того, куда мы направились. Нет, безусловно, нас стали бы искать, и искали бы очень долго – по соседним дворам и улицам – и, конечно же, не нашли бы. А что касается нашего друга Славика, то он, скорее всего, испугался бы и молчал, как пленный неогуманоид в штабе Киевского военного округа… Короче, всё шло к тому, что подвал нашего родного дома должен был стать нашей братской могилой, а сам дом – нашим памятником. Величественным таким четырёхэтажным жилым памятником в стиле «поздне-сталинский ампир». Бр-р-р!
Но это я сейчас такой умный. А тогда… Тогда мне было, кажется, лет восемь или девять, остальным участникам нашей диггерской экспедиции – чуть побольше. Кажется, самому старшему из нас не было и двенадцати. А это – такой возраст, когда совершенно не думаешь о том, что что-то может приключиться с тобой. С другими – пожалуйста! А с тобой – нет, никогда! Вот этот-то ооптимизм нас, видимо, и спас тогда.
Как-то сразу стало понятно, что колотиться в дверь бомбоубежища нет никакого смысла: во-первых, дверь эта выходила не прямо в подъезд, а располагалась уже в самом подвале, под лестницей. Во вторых, мы же сами видели, какая она толстая и тяжёлая: стучи, ни стучи – всё равно, никто не услышит. Ну, а в-третьих… ну, не для того же мы спустились в этот подвал, чтобы сидеть возле двери и стучаться – вместо этого, можно пойти и поизучать все подвальные закоулки: может быть, и другой выход отыщем… А может, и этот придурок Славик одумается, да и откроет нас: попугал – и будет. Ну что, пойдём, что ли?…
И мы пошли Постигать Неизведаное.
Фонарики были у каждого из нас. Самодельные. К плоской батарейке на четыре с половиной вольта изолентой приматывалась маленькая лампочка так, чтобы её клемма на цоколе соприкасалась с короткой клеммой батарейки. Ну, а длинную клемму нужно было прижимать большим пальцем ко второй клемме лампочки – к той, что у неё на кончике. Такой вот «вкл/выкл»… Понятно, что никаких отражателей на этих самодельных «светлячках» не было – да мы и не задумывались о том, зачем они нужны: горит ведь?… светит?… чего ещё надо-то? Единственный настоящий фонарик был у самого старшего из нас, у Андрея – этот фонарик не нуждался в батарейке, его надо было всё время подзаряжать, нажимая рукой на специальную педаль или рычаг: этакий фонарик и эспандер одновременно, «два в одном».