– Ромоон, ты хочешь чая? – она подмигнула мне, — русского чая?

О, Боже! – ну конечно же, я хотел, очень хотел чая! В гостиничном буфете, где мы каждый день завтракали, мне тоже день на второй или третий стали наливать чай – обычный, тот, к которому я привык, но он почему-то был то ли недостаточно сладкий, то ли слишком крепкий – одним словом, мне он совершенно не нравился. Ну, а Чимид я уже доверял настолько, что был уверен: уж если она предлагает мне чай, то значит, это будет именно такой чай, к которому я привык дома – как иначе-то? И тогда Чимид, повернувшись к своему жениху, что-то сказала по-монгольски, а Дальяр, повернувшись ко мне, вновь разулыбался, и сказал:

– Пойдём, Ромоон-нойон! Посмотрим, как в Монгголии делают русский чай!

Мы вышли из юрты. Рядом с ней стоял… да-да! – самый настоящий угольный самовар – по-моему, ещё царский. Дальяр, Чимид и все остальные глядели на меня с улыбкой: они думали, что увидев самовар, я буду удивлён. Не тут-то было! – у нас на даче был точно такой же самовар, и для меня этот агрегат был настолько естественным, что я не мог даже и представить себе, из чего же ещё здесь, на природе, можно пить чай, как не из самовара? И я вновь удивил своих хозяев, спросив их, где же они берут шишки для растопки, и где же у них «самоварный сапог»? – дело в том, что на нашей даче самовар топили шишками, собирать которые в лесу было раз и навсегда поручено мне – ну, а старым кирзовым сапогом, словно мехами, мой дедушка всегда этот самовар «раскочегаривал». Всё это я тут же рассказал и Дальяру, и Чимид, и всем этим симпатичным дядькам-монголам, чем, кажется, окончательно покорил их.

Застолье, которое последовало затем, было устроено в честь приезда домой Дальяра – но все вели себя так, что мне казалось, будто бы всё происходящее – и в мою честь тоже. Как я уже сказал, меня посадили на почётное место возле хоймора (это такой шкафчик, похожий на маленький буфет, который ставится строго у северной стены юрты, напротив входа, и в котором у монголов и бурят располагается мандала – фигурки буддистских святых, чаши с подношениями и благовониями). Один за другим, братья Дальяра вставали, держа в руках стаканы с архи – монгольской водкой – и произносили речи, в которых непременно упоминался «Ромоон-нойон» – а Чимид переводила мне их приветствия.

Почему эти монголы так серьёзно отнеслись к появлению в их стойбище такого малозначительного гостя, как я? Может быть, потому, что я был внуком своего дедушки-начальника?… Я думал об этом, пока, спустя уже несколько дней мой дед, которому я обо всём этом рассказывал, не объяснил мне, что я и прав, и одновременно неправ в своих догадках. Да, конечно же, дедушка – начальник, нойон, это серьёзно… но дело не столько в том, что мой дедушка — нойон, сколько в том, что я сам – наследник этого нойона. В Монголии, которой многие столетия управляли Богдо-ханы, после смерти очередного правителя, ламы-прорицатели по звёздам определяли, в каком улусе в этот момент родился новый Богдо-хан Монголии; затем туда, куда указывали ламы, отправлялся торжественный кортеж, который должен был доставить в Ургу нового хубилгана (перерожденца) – таким образом, на Престоле Монголии оказывался совсем маленький мальчик… Нет, конечно же, во мне не видели никакого хубилгана – просто, благодаря этому многовековому обычаю, к детям у монголов отношение особое. Вот и чествовали меня за тем достарханом в юрте Дальяра… Скажу ещё, что, в отличии от участников русских деревенских застолий, за тем достарханом никто не напился в хлам, никто не терял человеческого облика, хоть эту свою архи те монголы пили стаканами – может быть, дело здесь в том, что они обильно закусывали жирным мясом? или в чём-то другом?…