«Почти все прохожие, даже те, которые шли под руку, будучи женихами и невестами, имели при себе что-нибудь для хозяйства. Женщины несли в домашних сумках картофель, а иногда рыбу, мужчины держали под мышкой пайковый хлеб или половину коровьей головы либо скупо хранили в руках требуху на приварок. Но редко кто шел в унынии, разве только вовсе пожилой, истомленный человек. Более молодые обычно смеялись и близко глядели в лица друг другу, воодушевленные и доверчивые, точно они были накануне вечного счастья».

«– Вы меня не помните? – спросила Люба.

– Нет, я вас не забыл, – ответил Никита.

– Забывать никогда не надо, – улыбнулась Люба.

Ее чистые глаза, наполненные тайною душою, нежно глядели на Никиту, словно любовались им. Никита тоже смотрел в ее лицо, и его сердце радовалось и болело от одного вида ее глаз, глубоко запавших от житейской нужды и освещенных доверчивой надеждой».

«…бессмысленность жизни, так же как голод и нужда, слишком измучили человеческое сердце, и надо было понять, что же есть существование людей, это – серьезно или нарочно?»

«Одинокий голос человека» (1987 г.) – первый фильм режиссера Александра Сокурова. В ролях: Т. Горячева, А. Градов и др. В фильме использованы и другие произведения А. Платонова.

Мотивы повести использовал Андрей Кончаловский в фильме «Возлюбленные Марии» (1984 г.), но действие перенесено в США. В главных ролях: Дж. Сэвидж, Н. Кински, К. Кэррадайн.

«Одинокий голос человека», 1987 г.

«Возлюбленные Марии», 1984 г.

«Ванька-Граммофон да Мишка-Крокодил такие-то ли дружки – палкой не разгонишь. С памятного семнадцатого годочка из крейсера вывалились. Всю гражданскую войну на море ни глазом: по сухой пути плавали, шатались по свету белу, удаль мыкали, за длинными рублями гонялись».

Так начинается эта небольшая, но в полном смысле переломная повесть Артема Веселого, опубликованная в 1923 году. Переломная – потому что про лихих «братишек»-«революцьонных» матросиков писатель вовсе не гимн (но почти поэму в прозе) создал, а сатиру. Со смаком, с любованием, с легкой тоской по уходящему безбрежью революционной свободы, но сатиру. Возвращаются Ванька с Мишкой на свой «корапь», а там новая команда, новые (точнее, почти прежние, строгие дореволюционные порядки). Там дисциплина, от которой они отвыкли на всю оставшуюся им шальную развеселую жизнь. Сами они на фоне команды – богатыри и ростом и опытом, прямо вольница со стругов Стеньки Разина. А новый призыв – «крупа», «пшено», комсомольцы с какими-то своими собраниями и стенгазетками, со строгим отношением к службе, с серьезной честностью. Но честность – как раз не про них, не про Ваньку с Мишкой. В них удаль удивительно сочетается со шкурностью, вороватостью: голодная жизнь приучила к тому. И с профессиональной безграмотностью: перезабыли они всю морскую науку за годы гражданской войны.

Не приживутся Ванька с Мишкой на корабле, снова канут в вольную житуху, так, кажется, и не поняв, что общая «житуха» в стране сильно меняется, а они со всей своей буйной «революцьонностью» остались за бортом становящейся советской действительности. Так навеки и бросили богатыри якорь в трех-пяти шальных, ярых годах революции и гражданской войны, вольной воли, бескрайней смуты. Уплыл от них крейсер истории. Лузеры? Да нет, почти совсем уголовнички, вечные партизаны отошедшей гражданской смуты… Впрочем, и они с загребущими своими ручищами могут оказаться в тренде времени: на дворе-то НЭП. Но только не на советском военном корабле…