– Во! Другое дело. Скока на твоих золотых?

Барон помотал головой, возвращаясь в реальность, и бросил взгляд на запястье:

– Без четверти двенадцать.

– Эге ж! Выходит, мне до Семибратово меньше часу езды осталось?

– Так ты у нас ярославский?

– Ага. От Семибратово до нашей деревни еще верст тридцать с гаком будет. Колхоз «Красный маяк», слыхал?

– Не доводилось.

– Не много потерял, – успокоил Борис и, скалясь щербатым ртом, затянул:

Докончив куплет, Борис с не меньшей, чем на борщ, жадностью набросился на остывшие сосиски.

Предварительно поинтересовавшись:

– Сам-то из каких мест родом?

– Из Ленинграда.

– Из колыбели? То-то, гляжу, на москвича не шибко тянешь. Столичные того, поборзее будут.

– А ты, значит, всего на пару дней домой? – соскочил с географических нюансов Барон. – А потом куда?

– Не знаю, не решил еще. Может, в Ростов Великий. А может, в Ярославль. В Москву-то дорога теперь заказана. Вон давеча всего полсуток на вокзале проваландался, так мусора мою шпаргалку[8], мало не с лупой, в три подхода изучали.

– То бишь на зону из столицы уходил?

– Вторую ходку – да.

– И на чем погорел?

– Тю. Даже вспоминать не хочется.

– Что так?

– Стыдно. Даже не за то, что приняли, а КАК приняли. Тьфу, придурок.

– Поделись мемуарами.

– А тебе, стесняюсь спросить, какой интерес?

– Допустим, этнографический.

– Не скажу, что разжевал, но надеюсь, интерес уважительный. Ладно, раз ты есть мой благодетель, исповедаюсь. Как на духу. Короче, поступил мне заказ на холодильник, что в кабинете директора продмага стоял. На Остоженке. Не бывал?

– Увы.

– Знатный лабаз, в Ярославле таких нет.

– А от кого заказ?

– Так, от одного хмыря. Сыскался общий знакомый по первой ходке. Вот он, ежа ему в дышло, и свел нас. А я не то чтобы такими делами в полный рост баловался, просто к тому времени уж очень долго на мели сидел. Знакома такая поза?

– Само собой.

– Значит, оценить сумеешь весь ужас энтой драмы. Так вот, этот, который наш общий, как назло, еще и аванец неслабый наперед предложил. Ну, думаю, была не была, придется уважить. Вот на следующий день, на зорьке, холодильник через окно и умыкнул. Тяжелый, зараза, пуда полтора. А куда деваться, коли впрягся? Потащил на горбу, еле в троллейбус втиснулся. Какой-то работяга сердобольный помог на остановке выгрузить, а дальше – обратно сам, три квартала пешкодралом. Дохожу до подъезда барыги, а там черный ворон стоит-дожидается. Веришь-нет, мало не разрыдался от унижения! Когда понял, что мусора меня нарочно у магазина принимать не стали. Всю дорогу следом катили, наблюдали, как человек мучается. Во зверье? Ну че ты ржешь? Я тут перед ним душу в клочья рву, а он ржет!

– Извини, дружище, это у меня непроизвольное.

К их столику полулебедушкой-полуминоноской подплыла пышнотелая официантка:

– Мужчины! Через десять минут закрываемся!

– Не беспокойтесь, красавица. Уверен, мой друг справится с шедевром вашего кулинарного искусства много быстрее.

– Хорош бабец! – резюмировал Борис, провожая официантку похотливым кошачьим взглядом. – Глянь, какая корма! Похоже, с местным ложкарем в доле работает.

Барон разлил по стопкам остатки водки:

– Давай, ярославец, по последней! Выпьем за то, чтоб Галька встретила тебя как полагается.

– За мою дуру тугоухую? Это можно.

– Почему тугоухую?

– Так ведь я первый срок за кулак получил. Тока-тока восемнадцать стукнуло, в армию собирался. А недели за две до военкомата выпили, как водится. И чем-то – уже не вспомню чем – рассердила меня Галька. Может, к Илюхе приревновал? Подумал, вот уйду я, на два года в сапоги переобутый, а он тут и развернется. Илюха, гад, давно на мою Гальку облизывается. В общем, сунул ей разок. В ухо. А она возьми да оглохни.