Юнга с «Чектурана» Наталья Солдатова

Пролог

"Жил-был один космолётчик…"

Амега Синий двигался вдоль балки в двадцати метрах над полом, надёжно скрытый от посторонних глаз нагромождением труб. Высоты он не боялся. Двигался медленно ни столько из осторожности, сколько избегая лишних телодвижений. Каждый шаг отдавался тягучей болью в рёбрах.

Видеокамер в ангаре не было, это он выяснил заранее. Видать, Горбоносый так боялся за свои секреты, что не доверял даже дронам. Теперь обозлённому шестнадцатилетнему подростку это было только на руку.

"Денег у засранца было куры не клюют, потому что гонял он на своём клипере по всем галактикам, находил и толкал на рынке всякие крутые штуки – драгоценные металлы, камни и всяких редких чудищ…"

Строчки придуманной им сказочки назойливо лезли в голову, и Амега сам не замечая бормотал их себе под нос, заговаривая боль. У мелких соплят глаза горели, когда он в очередной раз рассказывал им истории про Чака Счастливчика и его клипер "Ураган". Истории были дерьмо, вольный пересказ сериала "Космические дальнобойщики", но мелкие хавали их на ура, требуя подробностей и засыпая главаря вопросами.

"И вот однажды отказал у него навигатор…– Амега, а почему у него отказал навигатор? – А это ему подгадила одна сволочь, наёмник по кличке Рыло, редкий урод и мерзавец…– А почему он ему подгадил? – А я знаю? Урод потому что. Отвянь…"

Узкий лаз под потолком, который соединял две секции ангара, Амега обнаружил давно и совершенно случайно. Эта часть подземных сооружений не подразумевала герметичности, так что строители просто замаскировали дыру куском пластика и краской-хамелеон. Сначала Амега усомнился – сможет ли он протиснуться в узкую щель, но комплекция, природная гибкость и любопытство окрыли потайной ход, которому он сначала не придумал применения. Найденное отверстие он предусмотрительно закрыл и снова замаскировал герметиком и хамелеоном. Когда в закрытый ангар зачастил Горбоносый со своими мордоворотами, Амега сделал пару аккуратных вылазок, и выяснил, что наркоторговец держит здесь сейф с чем-то ценным и нередко приходит один. Никто из его окружения не знал об этом.

А вот Амега оказался в курсе.

"И попал наш Чакки вместо курорта с девочками в полную задницу…"

Амега изловчился и спрыгнул на одну из ремонтных платформ, которые серыми глыбами громоздились под самым потолком. Спрыгнул вроде бы удачно, но тело отозвалось такой болью, что потемнело в глазах.

"В полную задницу…"

Нащупал в кармане нож. Хороший, армейский. Рукоятка удобно ложится в руку. Выменял его год назад у одного демобилизованного.

Амега на секунду прикрыл глаза. Боль и пережитое унижение упорно возвращали его к последней встрече с Горбоносым.

"Думаешь, сопляк, ты тут хозяин?! Да ты вошь! Говно на сапогах! Я сделаю так, что никого из вас тут и духу не останется! Ты понял, заморыш?!"

Он понял. Лучше, чем Горбоносому могло показаться. Если бы наркоторговец знал, с кем имеет дело и что ему известно – живым бы не отпустил. Но Горбоносый видел, что хотел: мелкого зарвавшегося сопляка, который даст деру от первого же крепкого пинка под зад. Но хуже всего, что это увидели и его пацаны. Увидели – и поверили. А вот этого Амега Горбоносому простить уже не мог.

"Синий, валить тебе надо отсюда, – посоветовал ему тогда Бедуин, один из его команды. – И нам заодно. Житья не даст…"

Все отводили глаза. Все знали, что Амега давно ходит к местным вербовщикам – просится в чей-нибудь экипаж. Теперь после стычки с наркоторговцем, никто и подумать не мог, что Амега Синий не использует свой шанс. Да и кто они такие – чтобы тягаться с людьми вроде Горбоносого? Горстка беспризорных пацанов. Сытому раздольному житью наступал конец.

"Уводи всех, – приказал Амега Бедуину. – Раньше, чем через три дня в космопорт не суйтесь. – А что потом? – Узнаете". Амега и сам не знал, что потом. Знал только, что из ангара Горбоносого из них двоих уйдёт только один.

Или не уйдёт никто.

Двадцать лет спустя. Аквариум

До ужина оставалось ещё более получаса. Все воспитанники находились в игровой комнате, и только двум мальчикам Джекканти Синему и Самуэлю Питерсону разрешили сегодня уйти в спальню чуточку пораньше.

Питс сидел на кровати, обняв коленки, и печально смотрел за тем, как Джекканти собирает свои вещи. Приятель уже скинул с себя форменную одёжку и щеголял в рубашке в красно-зелёную клетку, в ярко-красных шортах и того же цвета новеньких кроссовках. Сегодня в его жизни сбывалась самая главная мечта любого приютского ребёнка – он переезжал жить в приёмную семью.

Джек разложил по кровати все свои сокровища: альбом с наклейками про героя сериала Капитана-Солнце, лунный камень, найденный прошлым летом на море с Уилкерсами, коллекцию плоских разноцветных голышей из городского парка, говорящий кристалл, новёхонький ярко-голубой видеофон, в котором уже были занесены целых два контакта, пачку разноцветных маркеров и толстый блокнот для рисования.

– Знаешь, Питс, – Джек взял маркеры и блокнот и протянул их печальному Самуэлю, – возьми их себе! Мне ещё купят. Дженни и Питер – добрые! Я уже сказал Дженни, что позвал тебя на Рождество, и она сказала, что ты сможешь жить у нас целую неделю!

– Спасибо.

Питс взял подарок и даже улыбнулся, но глаза у него по-прежнему были печальные. И не смотря на переполнявшую его радость, Джеку тоже сделалось не по себе.

Всю свою сознательную жизнь – то есть с четырёх лет – они были неразлучны. И вся их сознательная жизнь прошла здесь – в стенах маленького приюта святой Терезы. Обычно воспитанники редко задерживались здесь до такого серьёзного возраста. Но у Питса в личном деле стояла «особая пометка». У него была родная мама. Странная особа, которая устраивала и никак не могла устроить свою жизнь. Она иногда звонила в приют, чтобы поговорить с Питсом, невпопад присылала дешёвые самодельные открытки и игрушки для малышей, из которых Питс давно уже вырос. Но Самуэль никогда не передаривал их, а бережно хранил в своём личном ящике и иногда доставал, выстраивал их в ряд на своей кровати и, полюбовавшись, снова прятал. Джек ему бешено завидовал. Хорошо, когда у тебя кто-то есть и этот кто-то звонит и присылает тебе подарки…

В приюте подарки дарили только на Рождество – большие имбирные пряники с предсказаниями внутри. Предсказания глупенькие, для малышей, а пряники – разные. Самым счастливым считалось получить рождественского гнома, все говорили, что он исполняет желания. Джек уже не верил. Он дважды получал гнома, и дважды его желание не сбылось.

Мать Джека умерла, когда ему было четыре года, и из всех воспоминаний у него в памяти остался только смутный образ: весна или осень, на тротуарах лужи, они с мамой стоят где-то на улице. На маме длинное пальто в коричнево-белую клетку, она держит Джека за руку – но что эта за улица? Куда они с мамой идут? Хороший это был день или плохой? Джек не помнил совершенно, как и не помнил маминого лица, хотя был уверен, что она была необыкновенно красива. Но чем больше он напрягал память, чем больше пытался вспомнить, тем более размытым становился тот день, и он сам уже не был уверен до конца в том, что не придумал его или не увидел во сне.

"Ах, какой хорошенький мальчишечка! Ну, такие у нас не задерживаются!"– сказала фрау Дане, когда первый раз его увидела – и просчиталась. А то и вовсе сглазила.

За шесть лет их группа полностью поменялась три раза – все дети рано или поздно находили приемных родителей. И только Джеком почему-то не интересовался никто. Он просил воспитателей дописать в анкете – какие у него отметки, и что он лучше всех забрасывает мяч в корзину, и быстрее всех бегает… Они соглашались, но все оставалось по-прежнему. Поэтому, когда однажды фрау Данэ с хитрой улыбкой сказала, что с ним хочет кое-кто хочет познакомиться… У Джека под ногами качнулась земля.

Дженни и Питер Уилкерсы понравились ему с первого взгляда. Дженни –маленькая, кругленькая, сияющая, чрезвычайно застенчивая и совершенно домашняя – смотрела на Джека с ласковой нежностью и иногда очень осторожно гладила его по голове. Питер – невысокий, полноватый мужчина с добродушным круглым лицом, короткой бородкой и электронной курительной трубкой, изо всех сил старался скрыть волнение и казаться строже, чем он есть.

Джек потянулся к ним всей истосковавшейся по любви и ласке душой. Нет, он совсем ничего не имел против воспитателей, они были хорошие и добрые, но он мечтал о настоящей семье – такой, какими он видел семьи в Городском парке – свободной, весёлой и беззаботной.

Уилкерсы стали навещать Джека, а однажды взяли его с собой в отпуск. Месяц, проведённый на море, стал самым счастливым в его жизни. Они жили в палатке на берегу, варили по утрам кофе и жарили тосты на переносной плитке. Собирали разноцветные камни и ракушки с Дженни, а Питер учил Джека плавать. Джек бегал в разноцветных рубашках по берегу, дурачился с другими детьми и ничем не отличался от других мальчишек и девчонок на пляже. Уилкерсы осторожно называли его между собой «наш Джек», а Джекканти внутри себя пробовал на вкус слова «мама» и «папа» и думал, что, пожалуй, сможет когда-нибудь назвать так Дженни и Питера. Нет, не сейчас, но потом… потом обязательно. Вечером они втроём размещались в спальных мешках рядом друг с другом – Джек непременно посередине – рассказывали разные истории, а когда Джек засыпал, то чувствовал, как Дженни тихонько гладит его по волосам, и от этого становилось так хорошо, что почти больно.