– Я знаю, что неправильно иметь такие представления о человеке, – сказал я, – но я ничего не могу с этим поделать.

Леди не упрекнула меня, и после этого она, казалось, даже смягчилась. Что касается меня, то я почувствовал сильное раздражение, поскольку не хотел признаваться, что какие-либо мысли о мистере Виларсе когда-либо занимали мой разум.

– Вам не следует так говорить вслух, – сказал призрак, – иначе вы можете попасть в беду. Я хочу, чтобы у вас все шло хорошо, потому что тогда вы, возможно, будете расположены помочь мне, особенно если мне представится случай оказать вам какую-либо помощь, на что я надеюсь.

Мне очень хотелось сказать ему, что он ничем не мог бы мне так сильно помочь, как своим немедленным отъездом. Признаваться в любви молодой леди, рядом с которой на перилах сидит призрак, и этот призрак является призраком страшного дяди, сама мысль о котором в таком положении и в такое время заставляла меня дрожать, было трудным, если не невозможным, делом для исполнения, но я воздержался говорить, хотя, возможно, хотел.

– Я полагаю, – продолжал призрак, – что вы не слышали ничего, что могло бы принести мне пользу. Конечно, мне очень хочется услышать; но если вам есть что мне сказать, я могу подождать, пока вы не останетесь одни. Я приду к вам сегодня ночью в вашу комнату или останусь здесь, пока леди не уйдет.

– Вам не нужно ждать здесь, – сказал я. – Мне вообще нечего вам сказать.

Мадлен вскочила на ноги, ее лицо раскраснелось, а глаза горели.

– Ждать здесь! – крикнула она. – Как вы думаете, чего я жду? Действительно, вам нечего сказать! Я так думаю! Что вы должны мне сказать?

– Мадлен! – Воскликнул я, шагнув к ней, – позволь мне объяснить.

Но она уже ушла.

Для меня это был конец света! Я яростно повернулся к призраку.

– Жалкое существо! – Я плакал. – Ты все испортил. Ты очернил всю мою жизнь. Если бы не ты…

Но тут мой голос дрогнул. Я больше ничего не мог сказать.

– Вы несправедливы ко мне, – сказал призрак. – Я не причинил вам вреда. Я пытался только ободрить и помочь вам, и это ваша собственная глупость причинила вам вред. Но не отчаивайтесь. Такие ошибки, как эти, можно объяснить. Сохраняйте храброе сердце. До свидания.

И он исчез с перил, как лопнувший мыльный пузырь.

Я мрачно лег в постель, но в ту ночь не видел никаких видений, кроме тех, что вызывали отчаяние и страдание в моих жалких мыслях. Слова, которые я произнес, прозвучали для Мадлен как самое низкое оскорбление. Конечно, она могла дать им только одно толкование.

Что касается объяснения моих действий, то это было невозможно. Я снова и снова обдумывал этот вопрос, лежа без сна той ночью, и решил, что никогда не расскажу Мадлен о фактах дела. Для меня было бы лучше страдать всю свою жизнь, чем для нее знать, что призрак ее дяди бродит по дому. Мистер Хинкман был в отъезде, и если бы она знала о его призраке, ее нельзя было бы заставить поверить, что он не умер. Она может не пережить шока! Нет, мое сердце могло бы обливаться кровью, но я бы никогда ей не сказал.

Следующий день выдался погожим, ни слишком прохладным, ни слишком теплым; дул нежный ветерок, и природа улыбалась. Но с Мадлен не было ни прогулок, ни поездок верхом. Она, казалось, была очень занята в течение дня, и я почти не видел ее. Когда мы встречались за едой, она была вежлива, но очень тиха и сдержанна. Она, очевидно, определилась с линией поведения и решила предположить, что, хотя я был очень груб с ней, она не поняла значения моих слов. Конечно, было бы вполне уместно, если бы она не знала, что я имел в виду под моими выражениями прошлой ночью.