– Караульный внутренней службы рядовой узбек!

– А почему Иванов?

– Так в уставе записано.

Хмурый повернулся к прапорщику:

– Он же и вас ненароком может прикончить.

– Вряд ли. У него патроны учебные.

– Это же нарушение.

– Зато безопасно. Раньше, знаете, что ни ночь – так пара трупов. Все офицеров норовят кокнуть, знаете ли. Или местных подманивают и дырявят. Что угодно сделают ради отпуска. Неделю назад тут тоже двое проходили. Этот «Иванов» кричит: «Стой, кто идет?» И стреляет два раза. Одного – наповал, другого – ранил. Подходит к раненому и говорит: «Хорошо, что остановились. В другой раз в воздух стрелять не буду!»

Через десяток метров мы остановились перед оградой. Похолодев, я понял, что наша остановка – кладбище. На Байконуре никого не хоронят – останки отсылают по месту, так сказать проживания тела. Очень пикантно смотрелось в этой связи плакат на ограде, оставшийся с прошлых выборов: «Все на выборы! Встань и проголосуй!»

Кочкура тихо сказал:

– Остановка – кладбище. Конечная. Всего вам доброго…

Заметив наше замешательство, Хмурый подал голос:

– Успокойтесь. Это просто маскировка. Западные шпионы очень суеверны, никогда разорять могилы не будут, – он поднял крайнюю могильную плиту и приказал: – За мной!

Действительно, под плитой начинался просторный и освещенный коридор. Спустившись, мы пошли вперед.

– Слушай, Палек, эти говорят, что здесь шпионов нет. А как же Джон? – спросил меня Кочкура.

– Да правильно они говорят. Действующих шпионов нет. Их закидывают на военный объект, соответственно готовят, а здесь бардак почище того, что во всей стране. Ну и они теряют голову, ассимилируют…

– Чего?

– Ну, становятся пофигистами. А они, там, в резентурах, думают, что их здесь ловят и шлют новых. Я думаю, у нас каждый второй – шпион. За себя я уверен. А ты, Кочкура, случаем, не из Техаса?

– Скажешь тоже. Я с Сибири.

– Джон тоже с Сибири. По легенде даже со мной в университете учился. Да хрена с два – с таким акцентом его же на первом экзамене по английскому завалили бы. Мне твои способности не дают покоя.

– Хочешь жить хорошо – умей вертеться.

– Посмотрим, помогут ли твои способности выкрутиться на этот раз.

– Да. Куда нас ведут, кстати? Эй, товарищи офицеры, а куда мы идем?

Офицеры остановились. Улыбчивый неторопливо закурил и сказал:

– Что вы знаете о минус тринадцатом этаже?

– То, что его не существует.

– Неверно. На –13-м этаже находится резервный законсервированный источник питания старта – атомный реактор.

– Вот это да! – Кочкура присвистнул. – И ведь ни на одном плане его нет.

– Естественно. Даже строители не знали, что он был под фундаментом. Для этого со стороны рылся специальный туннель. Ты же, когда лез в третий резервный блок второго реактора на Красноярске-13, тоже не знал, что это именно то место, где делают ружейный плутоний.

Я с изумлением посмотрел на Кочкуру:

– Так ты все-таки агент?

Кочкура усмехнулся:

– Да просто я страсть как любопытный.

– Твое любопытство, а также способность выпутываться из самых безнадежных

ситуаций мы давно взяли на заметку. К примеру, из свалки «Маяка» в зауралье никто живым не выбирался. Кроме тебя. И призвали сюда, а не куда-нибудь еще. И долгое время сквозь пальцы смотрели на твои художества – надо же опыта тебе набраться, может пригодится.

– Так. Кажется подходим к самому главному, – спросил я. – Что случилось?

– Наши приборы зафиксировали утечку радиации в этом районе. Посланные нами агенты на –13-й этаж не вернулись. Это все, чем мы располагаем.

– Есть предположения? – спросил Кочкура.

– Да. Если разогнать реактор, то на нем можно получать ружейный плутоний. Или стронций-90. Или устроить такой тепловой взрыв, что весь Байконур станет радиоактивной пустыней.